Миры Артура Гордона Пима

Один тихий, хорошо одетый молодой человек проходил по переулку три или четыре раза в день. Наблюдая за ним, я несколько раз составлял и изменял свое суждение о нем, но в конце концов решил, что он священник, недавно рукоположенный и буквально на днях прибывший в город. Когда я спросил Артура, верна ли моя догадка, он ответил:

– Вы, как всегда, ошибаетесь, сэр… я имею в виду, насчет парня. – До сих пор я ни разу не ошибался в своих предположениях, но напротив, выказал великую проницательность, с первого взгляда опознав в случайных прохожих двух адвокатов и одного банкира. – Да, сэр, вы снова неправы, но с другой стороны, вроде как и правы. Его зовут доктор Бейнбридж, и он достаточно глуп, чтобы приехать в город, где и без него хватает разных костоправов. Он занимается какой-то там «патией» и явился сюда научить нас лечиться сахаром и воздухом – или чем-то вроде. Он не прописывает никаких лекарств, достойных упоминания; лошадь у него такая жирная, что даже рысью не ходит, и у него нет жены, которая бы чинила ему платье. Говорят, впрочем, он не бедствует; а припадочный сын старого Вагари сказал мне, что он умеет лечить падучую болезнь, но в это я не верю, поскольку вскоре после нашего разговора с мальчишкой приключился сильнейший в жизни припадок. Доктор заявил (так они говорят), что ожидал именно этого и рад, что приступ оказался настолько тяжелым, ибо это означает, что лекарство действует.

Меня особенно заинтересовал один человек, который ежедневно, практически даже ежечасно торчал на противоположном углу улицы и часто приезжал или уезжал в легкой коляске, запряженной двумя черными горячими лошадками. Это был высокий, стройный и гибкий, смуглый мужчина с черными глазами, довольно длинными черными волосами и окладистой бородой, чрезвычайно беспокойный и постоянно расхаживавший взад-вперед. Он то и дело обращался к прохожим, многие из которых останавливались обменяться с ним несколькими словами. Однако в последнем случае обмен едва ли был равноценным, ибо говорил только он, и его высказывания, судя по энергичной жестикуляции, обычно носили весьма выразительный характер.

Из всех своих излюбленных положений он явно предпочитал следующее: обхватить одной рукой столб газового фонаря и мерно раскачиваться взад-вперед, время от времени, когда рядом никого нет, совершая вокруг него полный оборот. Другой его излюбленной позой была такая: встать прямо, уперев кулаки в бока, выгнув грудь колесом и широко расправив плечи, высоко вскинув голову и устремив вдаль неподвижный взгляд. Я не очень сомневался в своей способности сделать верное предположение относительно рода занятий этого человека, ибо, вдобавок ко всем прочим вспомогательным средствам, позволяющим прийти к правильному заключению, нижний этаж углового здания занимала аптека. Когда я спросил Артура, не врач ли означенный мужчина, он ответил: «Ну да, сэр, врач, хирург и акушер. Джордж Ф. Каслтон, член-корреспондент и доктор медицины. Ему следует прибрести лоток и фонарь и торговать «индийскими снадобьями» на городской рыночной площади. Этот малый пичкал меня ими, покуда у меня не разболелись зубы. Коли вам хочется помереть поскорее, вы знаете, к кому обратиться. О, он знает все на свете! Одной медицины для его ума недостаточно. Он руководит правительством и объявляет войны, когда считает нужным. Говорите, «ни минуты не стоит на месте»? Охотно вам верю. Но если бы вокруг вас вдруг зароились его идеи, вы перестали бы сокрушаться насчет его телесной подвижности. Знаете, сэр, этот человек в ходе выборной кампании меняет свои политические убеждения каждый день; никто еще не пошел за ним следом, и вдобавок ко всему он пророк. Просто не связывайтесь с ним, коли вы меня любите, прошу вас».