Миры Артура Гордона Пима

– Я полагаю, молодой человек, вы довольны своим открытием – Бейнбридж уж точно доволен. – И он сопроводил свое замечание пронзительным, пытливым взглядом огромных черных глаз, значение которого не понял тогда и воспоминание о котором по сей день меня озадачивает. Потом он улыбнулся и попрощался со мной.

Доктор Бейнбридж при нашей последней встрече сказал следующее:

– Желаю вам приятного путешествия и сердечного приема на родине. Вероятно, вы уже никогда не вернетесь в Америку – а если и вернетесь, то уж всяко не в наш захолустный городок. Мне хотелось бы думать, что мы с вами еще встретимся, но такое вряд ли случится. И все же, как знать! – с улыбкой продолжал он. – Возможно, не в этой жизни и не в этом мире, но все же в новом воплощении и на другой планете. Возможно, где-нибудь на прекрасной Венере мы вновь пожмем друг другу руки; или на багроволиком Марсе мы обменяемся теплыми приветствиями, когда наши гондолы встретятся на каком-нибудь канале. Мне жаль, что вы покидаете нас, и я желаю вам всяческого счастья.

На железнодорожной станции я попрощался с Артуром, провожавшим меня по долгу службы; и когда состав тронулся, из окна вагона я мельком увидел взгляд увлаженных глаз, устремленный вослед уходящему поезду.

А теперь я прощаюсь с терпеливым читателем.

Говард Лавкрафт

Хребты безумия

I

Против своей воли начинаю я этот рассказ, меня вынуждает явное нежелание ученого мира прислушаться к моим советам, они жаждут доказательств. Не хотелось бы раскрывать причины, заставляющие меня сопротивляться грядущему покорению Антарктики – попыткам растопить вечные льды и повсеместному бурению в поисках полезных ископаемых. Впрочем, советы мои и на этот раз могут оказаться ненужными.

Понимаю, что рассказ мой поселит в души многих сомнения в его правдивости, но скрой я самые экстравагантные и невероятные события, что останется от него? В мою пользу, однако, свидетельствуют неизвестные дотоле фотографии, в том числе и сделанные с воздуха, – очень четкие и красноречивые. Хотя, конечно, и здесь найдутся сомневающиеся – ведь некоторые ловкачи научились великолепно подделывать фото. Что касается зарисовок, то их-то уж наверняка сочтут мистификацией, хотя, думаю, искусствоведы основательно поломают голову над техникой загадочных рисунков.

Мне приходится надеяться лишь на понимание и поддержку тех немногих гениев науки, которые, с одной стороны, обладают большой независимостью мысли и способны оценить ужасающую убедительность предъявленных доказательств, сопоставив их с некоторыми таинственными первобытными мифами; а с другой – имеют достаточный вес в научном мире, чтобы приостановить разработку всевозможных грандиозных программ освоения «хребтов безумия». Жаль, что ни я, ни мои коллеги, скромные труженики науки из провинциальных университетов, не можем считаться достаточными авторитетами в столь сложных и абсолютно фантастических областях бытия.

В строгом смысле слова мы и специалистами-то в них не являемся. Меня, например, Мискатоникский университет направил в Антарктику как геолога: с помощью замечательной буровой установки, сконструированной профессором нашего же университета Фрэнком Х. Пибоди, мы должны были добыть с большой глубины образцы почвы и пород. Не стремясь прослыть пионером в других областях науки, я тем не менее надеялся, что это новое механическое устройство поможет мне многое разведать и увидеть в ином свете.

Как читатель, несомненно, знает из наших сообщений, установка Пибоди принципиально нова и пока не имеет себе равных. Ее незначительный вес, портативность и сочетание принципа артезианского действия бура с принципом вращающегося перфоратора дают возможность работать с породами разной твердости. Стальная бурильная коронка, складной хвостовик бура, бензиновый двигатель, разборная деревянная буровая вышка, принадлежности для взрывных работ, тросы, специальное устройство для удаления разрушенной породы, несколько секций бурильных труб – шириной по пять дюймов, а длиной, в собранном виде, до тысячи футов, – все это необходимое для работы снаряжение могло разместиться всего на трех санях, в каждые из которых впрягалось по семь собак. Ведь большинство металлических частей изготовлялись из легких алюминиевых сплавов. Четыре огромных самолета, сконструированных фирмой Дорнье для полетов на большой высоте в арктических условиях и снабженных специальными устройствами для подогрева горючего, а также для скорейшего запуска двигателя (последнее – также изобретение Пибоди), могли доставить нашу экспедицию в полном составе из базы на краю ледникового барьера в любую нужную нам точку. А там можно передвигаться уже и на собаках.