Миры Бесконечности

Мне больше не удается очеловечивать Колонистов. Уже нет.

– Иногда мне кажется, что мы изгнали всю красоту из этого мира, – печально произносит он.

– Что вы имеете в виду?

Привычная уверенность исчезает из его голоса:

– Понимаю, что должен был это сделать, но, когда корабль брата заслонил солнце, я мог думать только о том, сколько тьмы он принес на мои земли.

Я слушаю перезвон колокольчиков, гадая, безопасно ли для меня будет сказать вообще что-либо в ответ:

– Если вам не нравится тьма, то только вы в силах изменить это.

Келан внимательно смотрит на меня, и в его серебристых глазах сияют огоньки:

– А вдруг тьма – это мы сами.

Я смотрю на него в ответ, и чувство предательства сменяется чем-то более легким. Чем-то, что слишком напоминает принятие желаемого за действительное.

«Слишком поздно, – вопит мой разум. – Ты знаешь, что должна сделать».

Но слова все равно слетают с моих губ:

– Даже в самую темную ночь можно отыскать звезду, которая осветит путь.

– Верно. Я верю, что так и есть, – погружаясь в свои мысли, говорит он.

– Что они сделают с людьми? – тихо спрашиваю я.

Келан поднимает голову к дереву, словно выискивает среди листочков свое желание.

– Лисандру поручили найти способ отделить человеческое сознание от Бесконечности. И люди будут находиться в его герцогстве, пока он не отыщет решение.

– Значит, они станут подопытными? – Мое любопытство становится больше похожим на обвинение.

Келан застывает:

– Некоторые из них начали возвращать разум. И их стало опасно оставлять в Победе. Но я не верю в необходимость причинять ненужные страдания. Поэтому я решил избавить их от Войны.

Он считает, что проявил доброту, отправив их в Смерть.

Я заставляю себя улыбнуться, стараясь не обращать внимания на крошечные иглы, покалывающие мою кожу.

– Уверена, ваши подданные ценят это великодушие, Ваше Высочество.

Перезвон колокольчиков окутывает нас, скрывая лживые нотки в моих словах.

– Ты говорила о возможности сосуществования с людьми, – говорит он. – Ты все еще в это веришь?

Я сдерживаю порыв ответить честно: здесь не место этому. Потому что все, что я когда-то говорила о мире, больше не имеет значения. У нас нет времени в запасе, чтобы переубедить Колонистов, которые хотят нас уничтожить. Я не уверена, что их мнение вообще можно изменить. Каким бы добрым и серьезным ни казался Келан, он подчиняется королеве. А Офелия ясно дала понять, какой позиции придерживается.

Да и кто знает, как поведет себя Келан, если узнает, кто я такая и что врала ему все это время? Станет ли он обсуждать со мной возможность мира с людьми? Или я стану той самой тьмой, о которой он так переживает?

Я должна покончить с этим и уничтожить Сферу в Ночь Падающей звезды. А если мне это не удастся, то нам уже ничего не поможет. Потому что как только в Смерти отыщут способ разорвать связь между человеческим сознанием и Бесконечностью, люди вообще перестанут существовать.

Чувство вины разрывает мне сердце, разбивая его на осколки. Я никогда этого не хотела. Никогда не хотела причинять кому-то боль. А в глазах Келана столько света и тоски по лучшему будущему…

Я стараюсь не обращать внимания на появившийся в горле ком и боль, сдавливающую сердце. Потому что не должна думать о несбывшихся мечтах отыскать способ мирного сосуществования с Колонистами.

А должна защитить Поселение и людей, которые стали моей семьей.

Должна сделать то, о чем уже давно говорил Гил, – выбрать сторону.

– Я верю, что если когда-нибудь появится возможность выстроить настоящий мир, то именно вы станете тем принцем, кто ее увидит, – наконец, говорю я.

И это единственный кусочек правды, который я осмеливаюсь сказать.

– Спасибо, – повернувшись ко мне, говорит он с теплой улыбкой.

– За что?

– За то, что увидела меня… и не испугалась.

Мы пересекаем озеро и возвращаемся верхом на Солнечниках во дворец. И все это время меня терзает мысль: все это время не принц Келан должен был бояться.

А я.

Глава 45

Ахмет медленно крутит Жнеца под лампой, изучая его строение, как художник изучает каждый мазок кисти. Хотя почему как? Он прекрасный художник.

– Должно сесть идеально, – кивнув, говорит он и взмахивает рукой, прося протянуть ему запястье. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, надевая браслет на мою обнаженную кожу.

– Хорошо, – отвечаю я.

Я стараюсь не думать о том, что сделает Жнец… сколько жизней оборвется из-за меня.

Потому что не уверена, что смогу справиться с этим.

– Я могу внести некоторые изменения в дизайн, чтобы он подходил к твоему платью, – предлагает Ахмет.

Я вращаю запястьем, всматриваясь в гладкие серебристые линии. Платье еще не готово, хотя я работаю над ним уже несколько дней. Потому что мне трудно определиться, какой цвет больше подходит для палача.

– Все хорошо, Ахмет. Ничего не надо менять, – говорю я и, сняв браслет, возвращаю его.

Приподняв бровь, он смотрит на меня: