На следующее утро, подлетая к зданию Верховного суда, Джек Холлоуэй не заметил особых перемен в движении воздушного транспорта. Стоянки шести этажей были забиты машинами до отказа, но во время суда по делу пушистиков их прибывало сюда гораздо больше. Лишь — тупив на эскалатор и спустившись на четвертый этаж, где располагалось бюро опекунства, он начал подозревать, что на пушистиков появился огромный спрос.
Коридор, ведущий из центрального холла к названному чера кабинету, оказался заполненным людьми. Это в основном была солидная, хорошо одетая и спокойная публика. Большинство пар цеплялись друг за друга, чтобы в давке их не вытеснили из очереди. Все выглядели счастливыми и возбужденными, как в праздничной толчее у супермаркетов в канун Нового года.
К Джеку протиснулся офицер муниципальной полиции. Коснувшись рукой козырька, он участливо спросил:
— Пытаетесь пробраться в свой кабинет, мистер Холлоуэй? Тогда идите здесь. С другой стороны такая же очередь.
В коридоре собралось около пятисот или шестисот человек. Но многие пришли парами. Таким образом, требовалось рассмотреть примерно триста — четыреста заявлений.
— Сколько это уже продолжается? — спросил Джек, заметив несколько пар, которые пришли после него.
— С семи утра. Сначала было лишь несколько человек, а с половины девятого народ повалил лавиной.
Некоторые люди в толпе узнавали его. «Смотри! Вон идет Холлоуэй!», «Это Джек Холлоуэй, уполномоченный по делам пушистиков», «Эй, мистер, а пушистики уже здесь?»
Полицейский провел его по коридору и открыл дверь небольшого кабинета. Стол, стулья и другие предметы покрывал густой слой пыли. Пройдя через него, они вышли в служебный коридор, где еще один полицейский спорил с какими-то людьми, проникшими сюда тем же путем.
— А почему вы пропускаете его? — закричала женщина. — Эй вы, остановитесь!
— Он здесь работает. Это Джек Холлоуэй.
— О! Мистер Холлоуэй! Скажите, когда мы получим пушистиков?
Первый полицейский подтолкнул его вперед, провел по коридору, словно арестанта, и открыл еще одну дверь:
— Сюда, мистер Холлоуэй. Это кабинет миссис Пендарвис. Извините, но я должен вернуться и успокоить толпу.
Он вскинул руку к козырьку и поспешил обратно.
Миссис Пендарвис сидела за столом спиной к двери и просматривала лежавшую перед ней кипу анкет. Прочитав очередное заявление, она передавала его девушке, которая работала за соседним столом. Та принимала документ и шепотом начинала диктовать в микрофон компьютера какие-то данные. За третьим большим столом сидели еще две девушки. Одна из них говорила с кем-то по видеофону.
Услышав шаги, миссис Пендарвис спросила: «Кто там?», повернула голову, а затем поднялась и протянула руку.
— А, мистер Холлоуэй, доброе утро! Как там сейчас в коридоре?
— Вы же видите, что мне пришлось пробираться в обход. Я думаю, там собралось не меньше пятисот человек. Как вы управляетесь с ними?
Миссис Пендарвис кивнула на дверь приемной. Джек приоткрыл ее и заглянул в небольшую щелку. Пять девушек за пятью столами беседовали с посетителями. Шестая собирала заполненные анкеты и относила их к небольшой конторке, где сортировала и направляла в соседнюю комнату.
— Я пришла в восемь тридцать, — сказала миссис Пендарвис, — сразу после того, как отвезла Пьеро и Коломбину в резиденцию губернатора. Коридор уже был полон, но люди все идут и идут. Сколько у вас пушистиков, мистер Холлоуэй?
— Для передачи в семьи? Не знаю. Если вычесть мое семейство, малышей четы ван Рибек и Джорджа Ланта, то на позавчерашний день их было всего сорок. Вчера вечером в лагере находилось уже сто три пушистика.
— А в настоящий момент мы зарегистрировали триста одиннадцать заявлений. Возможно, через минуту или две мне принесут еще двадцать штук. К закрытию их будет около пяти-шести сотен. Что же нам делать с ними? Некоторые люди хотят получить одного пушистика, другие — двух или всю семью. В свою очередь, мы не можем разъединять пушистиков, которые хотят жить вместе. Если вы разлучите Пьеро и Коломбину, они умрут от тоски. А как быть с семьями из пяти-шести пушистиков? Разве они не хотят оставаться друг с другом?