Миры Брэма Стокера. Дракула. Свободные продолжения.

— Главным образом в Европе, — отвечает он и тут я действительно улавливаю лёгкий акцент.

— В этом нет ничего зазорного, — отвечаю я. — Некоторые из наших лучших групп начинали в Ливерпуле. Во всяком случае, одна, — со смешком добавляю я.

Он смотрит на меня не улыбаясь и мне это совсем не нравится, потому что кого я не люблю, так это людей, лишённых чувства юмора.

— Вы сможете организовать выступления моей группы? — спрашивает он.

— Для этого я здесь и сижу, дружище Влад, — Я уже начинаю привыкать и к расширенным зрачках, и к цвету его кожи, — Есть возможность поиграть на свадьбе.

— Какой веры молодые?

— А это имеет значение? — спрашиваю я. — Им нужна рок-группа. «Хава-нагилу» вас играть не попросят.

— Никаких церквей, — отвечает он, — Мы готовы играть где угодно, только не в церкви. И ещё. Работаем мы исключительно ночью, а днём нас никто не должен тревожить.

Мне становится ясно, что я напрасно теряю время, и я уже собираюсь указать ему на дверь, но тут он произносит магические слова: — Если вы сделаете всё, как я прошу, мы будем выплачивать вам пятьдесят процентов нашего вознаграждения, а не обычные комиссионные.

— Влад, голубчик, — говорю я, — у меня такое ощущение, что нас ждёт долгое и плодотворное сотрудничество! — Я подхожу к бару, достаю бутылку шампанского.

— Так не отметить ли нам это дело? — Я ставлю рядом два бокала.

— Я не пью… шампанского.

Я пожимаю плечами,

— Ладно. Как насчет «Кровавой Мэри»?

Он облизывает губы, глаза у него вспыхивают.

— А это что?

— Вы, должно быть, шутите? — изумляюсь я.

— Я никогда не шучу.

— Водка с томатным соком.

— Я не пью водку и не пью томатный сок.

Не желая провести всю ночь за интересной игрой «Догадайся, что мы пьём», я вытаскиваю из среднего ящика стола бумаги и предлагаю расписаться.

— Влад Дракула, — озвучиваю я нацарапанные каракули. — Дракула… Дракула… Что-то знакомое.

Он косится на меня.

— Правда?

— Определённо, — киваю я.

— Я уверен, что вы ошибаетесь. — В его голосе сквозит напряжение, — Так где мы будем выступать и когда?

— Я сообщу вам, как только узнаю. Где мне вас найти?

— Будет лучше, если я сам найду вас.

— Отлично, позвоните мне завтра утром.

— Утром не могу,

— Ладно, завтра днём, — Я заглядываю в эти странные, чёрные глаза, потом пожимаю плечами, — Хорошо, вот моя визитка — Я пишу на ней номер телефона, — Позвоните завтра вечером

Он берёт визитку, разворачивается на каблуках и выходит за дверь. Тут я вспоминаю, что не спросил сколько человек у него в группе, бросаюсь за ним, но его след простыл. Я оглядываюсь, но вижу лишь большую чёрную птицу, которая, должно быть, залетела в здание по ошибке, возвращаюсь в контору и провожу остаток ночи на диване, думая об обеде и гадая, чего это у меня под утро разыгрался аппетит

Наутро выясняется, что «Гордость и предубеждение»[19] — чёрно-белая женская группа, которая каждый концерт заканчивает дракой, угодила-таки в полицию и внезапно на концерте во «Дворце» образуется дыра. Пятьдесят процентов — это пятьдесят процентов, решаю я и ставлю «Влада и вонзающих» в пятницу вечером.

Захожу в их гримёрную за час до концерта, вижу что старину Влада окружают три девчушки в белых ночнушках, которым он ставит засосы и прихожу к выводу, что Влад, пожалуй, куда лучше многих рокеров, с кем мне доводилось работать, раз у чего такие невинные причуды.

— Чем занимаешься, дорогуша? — спрашиваю я и цыпочки разлетаются в разные стороны — Собрался затрахать их до смерти?

— Мёртвые они мне ни к чему, — отвечает Влад без тени улыбки и я уже думаю, что чувство юмора у него таки есть, только юмор этот чёрный, — Пришли что-то узнать, мистер Бэррон?

— Зови меня Мюррей, — поправил я его, — Пресс-секретарь хочет знать, где вы играли в последнее время.

— В Чикаго, Канзас-Сити и Денвере.

Я отвечаю смешком.

— То есть между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком тоже живут люди?

— Там их куда меньше, чем здесь, — И я понимаю, что он хочет мне сказать: перед большой аудиторией его группа не выступала.

— Не волнуйся, приятель. Всё пройдёт как по маслу.

Кто-то стучит в дверь. Я открываю и на пороге возникает посыльный с длинной плоской коробкой.

— Что? — спрашивает Влад, когда я даю мальчишке чаевые, и он выкатывается из гримерной.

— Я решил, что вам надо подкрепиться, прежде чем выходить на сцену и заказал пиццу.

— Пиццу? — хмурясь, повторяет он, — Никогда не пробовал.

— Ты шутишь, да?

— Я уже говорил вам: я никогда не шучу— Он смотрит на коробку. — Что в ней?

— Обычная пицца. Ветчина, сыр, грибы, оливки, лук…

— Благодарю за заботу, Мюррей, но мы этого…

Я принюхиваюсь.

— И чеснок.

Он вскрикивает, закрывает лицо руками, кричит: — Унесите её отсюда!

Я прихожу к. выводу, что на чеснок у него аллергия (жалость-то какая, без чеснока пицца — не пицца), но зову посыльного, прошу отнести пиццу назад и узнать, не вернут ли мне деньги. Как только посыльный вместе с пиццей исчезает за дверью, Влад начинает приходить в себя.

Тут появляется кто-то из организаторов и говорит, что им выходить на сцену через сорок пять минут. Я спрашиваю Влада, не уйти ли мне, чтоб дать им переодеться.