Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия

И они внимательно смотрели на неё, и качали своими умными головами, и шептались, используя длинные латинские слова, которые никто, кроме них, не мог понять. Когда бег закончился, они ушли, напоминая мудрых сов, хотя и немного раздражённых отсутствием точного вердикта по поводу случившегося с рукой. Наконец, после долгих научных консультаций в библиотеке, выпив много стаканов чая и съев все бутерброды и печенье, они приняли решение, что маленькую Эру надобно везти за границу на морское побережье по крайней мере на два года, но так как это не могло быть организовано сию минуту, то ей было велено провести неделю в постели, пока не настанет день отъезда.

Маленькая Эра ничуть не возражала против того, чтоб немножко поваляться в кровати, ведь тогда все приходили к ней, принося подарки, садясь рядом и рассказывая длинные истории.

"А теперь послушай-ка вот это", – начинала Нана и, придерживая пышные юбки с обеих сторон кончиками пальцев, выставляла вперёд правую ногу, обычно одетую в практичную и удобную чёрную матерчатую тапку с резиновыми боками, и запевала:

"Правою ногой тянись,

На пол левой обопрись,

Пяткой топни и кружись

В настоящей польке.

Фол-де-рол, де-рол, де-рол,

Де-рол, де-рол, ди-ди".

И она танцевала по комнате, топая ногами, подпрыгивая и крутясь – то есть всячески демонстрируя, как и что нужно делать. Закончив, она (если не слишком запыхалась) заводила ещё одну энергичную польку, слова которой предположительно принадлежали удалому юноше и были обращены к его восхищённой возлюбленной:

"Глянь, как в польке я порхаю,

Как изящен мой наряд,

Фалды вслед за мной летают,

Об пол каблуки стучат".

Какие же это были замечательные песни, и как восторгалась маленькая Эра, получая от них огромное удовольствие и упрашивая Нану снова и снова: "Пожалуйста, пожалуйста, станцуй ещё раз польку и спой про летающие фалды".

Также Нана развлекала её чудными историями о тех днях, когда она была юна и жила в Лондоне с матерью и отцом, служившим привратником у короля Англии около ста лет назад. И о своей сестре Лайзе, помолвленной с красивым молодым мясником, но передумавшей выходить замуж прямо накануне свадьбы, разбив этим сердце бедного мясника и заставив того рано поседеть; и о другой сестре Элеоноре Хантер Дженнингс, вышедшей замуж за богатого старого вдовца, который сам вскоре сделал её вдовой (всё это маленькая Эра находила чрезвычайно интересным, хотя и ужасно озадачивающим, поскольку никак не могла найти концов в части взаимоотношений "вдовец-вдова").

Затем шёл рассказ о бедной леди, родившейся с мордой свиньи вместо человеческого лица, что заставило её всю жизнь носить густую вуаль и есть из серебряного корыта, специально сконструированного, дабы соответствовать её морде, в углу её роскошной столовой. Разумеется, сама Нана никогда её не видела, но ухажёр Лайзы видел, как раз в тот момент, когда бедная леди, выйдя из своей кареты, собиралась прошествовать в его лавку, и внезапный порыв ветра недобро приподнял густую вуаль, открыв свиное рыло мяснику и всему миру.

После следовало ужасающее описание великого пожара в Лондоне и Чумы … и разные небылицы о королях и королевах Англии, из которых бедная Мэри, королева Шотландии, являлась несомненной любимицей Наны, о Младенцах в лесу, о Дике Уиттингтоне с его Кошкой и о многом, многом другом.

Вдобавок, она бралась скандировать всевозможные крики уличных торговцев Лондона, например: "Улито-лито-лито-литорины"7, – возглас, который Нана особенно любила и с нетерпением ожидала услышать, будучи маленькой. Или такой:

"Кому ягнят? Кому ягнят?

Коли был бы я богат, то был бы очень рад

Больше не кричать: 'Кому ягнят?' "

Увлекательнейшие россказни, байки и песенки, из которых четырёхлетняя девочка не могла понять и половины, но неизменно завораживающие и заставляющие забыть и о ноющей руке, и о том, что её целыми днями держат в постели.

Позже фройляйн Шелл, или Шелли, как теперь звала её Эра, спешила занять место Наны и пересказать болящей старые добрые немецкие истории: Сказки Андерсена, из которых та особенно выделяла "Ель" и "Снежную Королеву", и Сказки Братьев Гримм, и прочие, неизвестные никому, кроме самой Шелли, ведь они были выдуманы ею специально для маленькой Эры. И время от времени она тоже пела: или весьма впечатляющий рождественский гимн "О, Ёлочка!", или трогательную и прекрасную колыбельную о Младенце Христе "Химмель" (что на немецком означает "Небеса"), или радостную и залихватскую "Ах, мой милый Августин", под которую сразу тянуло танцевать.

Потом Дока сменял Шелли и вёл рассказ о Польше, где он родился, и о своём старинном доме, окружённом высокими соснами, раскачивающимися на ветру и поющими свою собственную неповторимую шуршаще-шелестящую песню. И часто декламировал белый стих про зайца, прыгающего в снегу под сосной и стучащего одной лапой о другую:

"Смилуйся над нами, Господь!

Какие ж холодные дни!

Сосны вон замёрзли совсем,

И лапы мои словно лёд.

Боже, как хотел бы надеть

Крестьянские валенки я.

И у тёплой печки сидеть