Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия

Наткнувшись в ГАОО на протоколы Орловского Дворянского Собрания о внесении шести сыновей Якова Фёдоровича в дворянскую родословную книгу (от 1824-го года) и о сопричислении двух детей Владимира Яковлевича к дворянскому роду (от 1853-го года), я поймал себя на мысли, что читаю нечто похожее на начало Евангелия от Матфея: "Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его …", – но здесь это выглядело чуть иначе: "По признанию рода господ Скарятиных в древнем дворянстве, принят за родоначальника Степан Скарятин; поколенная же родословная показывает, что от Степана Скарятина произошли потомки в следующем порядке: от Степана Семён и Мартин, от Мартина Трофим и Иван, от Ивана Яков, от Якова Тихон и Иван, от Тихона Василий, от Василия Иван и Фёдор, от Фёдора Яков и Василий, от Якова Владимир (проситель)". В этих же протоколах даётся некоторая информация о том, каковы были изначальные родовые поместья – "… за Мартином и Семёном Степановыми детьми Скарятиными по писцовым книгам Одоевского уезда Богоявленского стана 7136/1628 и 7137/1629 годов писаны были поместья отца их жеребьи деревень Горяиново и Рылево 46 четвертей с осминою в поле а вдвупотомуж16…", и как потом передавались по наследству, постепенно прирастая новыми землями. Сохранившиеся в РГАДА по Одоевскому уезду платёжные книги 1615-го и 1620-го годов, дозорные книги 1616-го года и межевые книги 1683-го года (в дополнение к упомянутым выше писцовым книгам 1628-го и 1629-го годов) не только добавляют новые детали к этой картине, но и однозначно показывают, что к началу XVII века семейство Скарятиных было многочисленным и разветвлённым, ведь ещё более десятка других представителей разросшегося рода, не относящихся к нашей с Ириной ветви, идущей от Степана, также владело землями в Одоевском уезде. Тем не менее, среди них не значился Борис Михайлович, которого Ирина ошибочно называет "нашим предком" в своём рассказе, равно как и другие Скарятины из "Осадного списка 1618-го года", так как "за Московское осадное сидение" они были награждены владениями совсем в других местах – в Кашинском и Дмитровском уездах, находившихся к северу от Москвы, а не к югу как Одоевский. Я практически уверен, что Ирину ввела в заблуждение формулировка, данная в "Общем Гербовнике дворянских родов Всероссийской Империи" в комментарии к подробному описанию герба Скарятиных: "Фамилии Скарятиных Борис Михайлов сын Скарятин от Государя Царя и Великаго Князя Михаила Феодоровича, за Московское осадное сидение пожалован поместьями и на оныя грамотою. Равным образом и иные многие сего рода Скарятины Российскому Престолу служили дворянския службы в разных чинах и жалованы были от Государей в 7127/1619 и других годах деревнями. Всё сие доказывается справкою Вотчиннаго Департамента, родословною Скарятиных и копиею с определения Московскаго Дворянскаго Собрания". Здесь к нашим с ней предкам имеет отношение не первое предложение комментария, а второе, и, конкретно, две фразы: "иные многие сего рода" и "других годах". И таким годом с уверенностью можно считать 1596-ой, ведь именно тогда была составлена рукопись, хранящаяся сейчас в библиотеке архива Министерства иностранных дел в Москве, – "Десятня новиков всех городов Московской и Новгородской земли неслужилых и безпоместных, которые были повёрстаны поместным окладом по Государеву указу, состоявшемуся в Апреле 1596 (7104) года". И в этой рукописи среди прочих выведены Степан Семёнов сын Скорятин и Артемей Семёнов сын Скорятин (в старинных документах фамилия чаще писалась через "О") как владельцы участков в 100 четвертей под Одоевым. Так вышло узнать имя отца "нашего" Степана – Семён, а также факт существования у Степана родного брата Артемея, что позволило, в свою очередь, установить родственные отношения между "нашими" Скарятиными и некоторыми другими, упомянутыми в Одоевских книгах из РГАДА. Ещё одним важным открытием стало то, что Семён Скорятин являлся опытным воеводой в "Смутное время", возглавлявшим в 1609-ом году вместе с Ларионом Трусовым поморскую рать ополчения17, сформированного в Вологде для наступления с востока на польских интервентов, поддерживавших второго Лжедмитрия, или, как его ещё называли, "Тушинского вора".