Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

Взрослые прибывали сюда в том же теле — или похожем, — каким обладали в другом мире, в земном. Им было столько же лет, сколько в момент смерти. У Кулла сохранились смутные воспоминания— как, впрочем, о большинстве эпизодов из своей предыдущей жизни, — что он погиб в автомобильной катастрофе. Кажется, ему было тогда около тридцати лет. У него была жена, трое детей в возрасте восьми, шести и трех лет. Жена, симпатичная блондинка, частенько ворчала. Кулл плохо помнил черты ее лица, но в памяти всплывали очень пухлые губы, красивый нос, круглый подбородок и ямочка на одной щеке.

Чем он занимался? Если его спросить, он бы ответил, что когда-то был инженером-электронщиком и отвечал за сбыт продукции, но сейчас он мало что помнил об электронике. Роковая авария случилась в разгар его успешного продвижения вверх в одной крупной организации. Другая машина (она поехала на красный свет, а может, это Кулл сам поехал?) навсегда оборвала его мечты. Не только об удачной карьере в компании, богатстве и власти. Рухнули все его надежды попасть на небо. Если бы он в момент гибели не был так зол на своего начальника, если бы ему дали возможность успокоиться, простить его, снова обрести чувство любви, которое он обязан испытывать ко всем людям (общность которых, к сожалению, включала и его начальника); если бы он в тот момент не питал ненависти к жене, которую подозревал в неверности, хотя и безосновательно; если бы он в ту самую секунду не повернул голову, заглядевшись на длинноногую брюнетку на тротуаре, которая соблазнительно покачивала бедрами; если бы… если бы…

Джеку это казалось несправедливым. Он был порядочным человеком и примерным христианином: активно поддерживал Церковь, являлся председателем нескольких благотворительных обществ и комитетов по социальному обеспечению, никого не убивал, если не считать военного времени, когда он с оружием в руках защищал свою страну; никогда не…

Да что толку думать об этом?

«Мы не становимся старше, — подумал он. — И это очень странно, потому что наше физическое состояние почти не отличается от того, что было на Земле. Мы едим и выделяем продукты жизнедеятельности, совокупляемся (но обходимся без рождения детей), страдаем от боли и испытываем удовольствие, истекаем кровью и даже умираем. Что-то изменилось в нас, и это что-то уберегает нас от старения и делает бесплодными».

Что-то, но не все. Но и этого довольно. Беззубый, у кого на Земле были вставные зубы, имел такие же и здесь. Два зуба у Кулла до сих пор соединялись золотым мостиком. Если на Земле у человека недоставало пальца, кисти, руки, ноги, глаза или яичка, то их у него недоставало и здесь. Слепой на оба глаза землянин видел здесь одним глазом, причем неизменно левым.

А вот душевнобольные, идиоты, дряхлые старики-маразматики, паралитики, страдающие пляской святого Витта, золотухой, слоновостью, сифилисом, рассеянным склерозом и так далее, стали здоровыми. И больше эти болезни к ним не возвращались.

Потерявшие глаз или конечность жаловались, разумеется, на несправедливость. Если возможно полностью исцелить больного и дряхлого, то почему так предвзято относятся к ним, хромым и увечным? Ответа нет. Кто назвал бы такой порядок справедливым?

Об этом не стоило даже задумываться, но в мыслях Кулл невольно обращался к занимавшим его вопросам.

И так, размышляя, он завернул за угол и увидел перед собой — как всегда по утрам (?) — Коммутатор.

Он размещался в одном из тех громадных и причудливых (пока Джек не привык) домов, которых в городе было предостаточно. Здание возносилось ввысь по меньшей мере на две тысячи футов, что по земным меркам считалось не так уж высоко. Зато в ширину оно простиралось на целую милю и было сложено из массивных каменных блоков. Таких исполинских Кулл никогда не видел, да и никто не видел. Каждый блок, вырубленный из гранита, порфира, диорита, базальта или мрамора, представлял собой пятидесятифутовый куб. Кубы были уложены друг на друга без всякого строительного раствора и поднимались вверх ступенями, каждая в два куба, так, что вся постройка напоминала собой вавилонские висячие сады. С каждого куба на прохожих смотрели вырезанные в камне тысячи ликов и статуек. Не фантастические морды горгулий, что для ада было бы вполне естественно, но человеческие лица; лица, которые отражали все оттенки эмоций, какие только известны человечеству.

Над их чертами трудились демоны. Но ни человек, ни дьявол никогда не занимались разработкой карьеров, чтобы добыть те исполинские глыбы, и не укладывали их одну на другую. Тогда кто же? Никто не знал. Демоны утверждали, что нашли город уже отстроенным подобным образом. И поселились в нем. Это происходило в то время, когда земля за пределами городских стен горела, как казалось тогда, вечным огнем, а человеческие существа, которые пришли сюда жить, поджаривались на нем, не умирая.