Миры Филипа Фармера т. 19. Ночь света. Отче звёздный. Мир наизнанку

— О нет, только не это! — проворчал он, подумав о кровавом гейзере на кухне миссис Кри.

Однако дальнейший осмотр засвидетельствовал, что козни Мэри здесь ни при чем. Кровь принадлежала чудовищу, лежавшему у подножия пьедестала. Его застывшие мертвые глаза смотрели в пурпурное утреннее небо. Монстр был вдвое выше среднего кэринянина, и все его тело покрывала голубоватая перьевидная шерсть. Очевидно, обычный волосяной покров бедняги, почти такой же, как у многих землян, превратился в густые космы. Чтобы удержать огромный вес, ноги утолстились и стали напоминать задние ноги слона. Толстый и длинный хвост походил на хвост тираннозавра; Пальцы деформировались в когти, лицо заострилось и приобрело звериные черты. Увеличившиеся скулы обросли большими выпуклыми мышцами. А в пасти поблескивали острые клыки, намертво вцепившиеся в оторванную руку какого-то неудачника — возможно, одного из тех, кто пал во время боя. Других трупов на улице не было, но на мостовой и тротуаре виднелись большие лужи крови.

Внезапно из-за угла вышли шесть человек и остановились, уставившись на Кэрмоди. У них не было оружия, но что-то в выражениях их лиц встревожило землянина. Он еще раз попытался высвободить палец, яростно дергая его, потея и ругаясь. Но, взглянув на ухмылку и безжизненные глаза статуи, обреченно вздохнул. Будь этот истукан из плоти и крови, он быстро уговорил бы его разжать зубы. Но теперь, став по-металлически беззаботным, этот мертвый и несгибаемый упрямец не слышал ни просьб, ни оскорблений.

Кэрмоди стиснул зубы.

«Если они мне не помогут, придется пожертвовать пальцем, — подумал он. — А я не вижу причин ожидать от них помощи. Остается одно: вытащить из кармана нож…»

Один из мужчин, будто читая мысли Кэрмоди, насмешливо сказал:

— А ты отрежь его, землянин. Отрежь, если не боишься изувечить свою драгоценную плоть.

И тут Кэрмоди узнал в этом парне Тэнда.

Он не успел ответить, поскольку все шестеро начали выкрикивать презрительные насмешки, издеваясь над его бедственным положением. Они спрашивали, сколько он надеется получить за этот забавный спектакль. Они свистели и хохотали, хлопая друг друга по спинам и ляжкам в типичной манере кэринян.

— И это ничтожество думает, что ему под силу убить великого бога! — прокричал Тэнд. — Он напоминает мне мальчишку, рука которого застряла в горшке с вареньем. Вы только посмотрите на этого выдающегося богоборца!

«Спокойнее, Кэрмоди, спокойнее. Им не удастся тебя разозлить».

Однако слова, даже самые прекрасные, всегда остаются только словами. Он устал, ужасно устал. Гордая свирепость покинула его вместе с силой. Ноги у него болели и едва держали тело. Ему казалось, что он стоит тут целую вечность.

Внезапно Кэрмоди охватила паника. Сколько же времени он торчит на этом пьедестале? Сколько времени уже прошло, и сколько его осталось до окончания Ночи?

— Тэнд, — сказал один из мужчин. — Неужели ты думаешь, что этот болван имеет силу?

— Вспомни, что он сделал, — ответил Тэнд и, повернувшись к Кэрмоди, закричал: — Ты убил старого Йесса, приятель! Он знал о том, что произойдет, и рассказал мне об этом перед наступлением Ночи. И вот теперь, собравшись вшестером, мы ищем седьмого, чтобы стать семью любовниками богини и породить нового Йесса.

— Значит, ты солгал мне! — рявкнул Кэрмодж. — Сказал, что отправляешься «спать», а сам и не думал этого делать!

— Если ты вспомнишь мои слова, то поймешь, что я не лгал тебе. Мои речи были правдивыми, хотя и уклончивыми. Ты просто неверно их понял.

— Друзья, — сказал один из спутников Тэнда. — Мы только зря теряем время и даем врагу преимущество, о котором потом горько пожалеем. Этот человек, несмотря на огромное могущество, обладают грязной душой. Я даже сомневаюсь, что он вообще ее имеет. Но если она у него и есть, то такая маленькая и ничтожная, такая трусливая и затерянная в глубинах темного зла, что даже не может признать свое существование и взять на себя ответственность за содеянное.

Его слова показались остальным настолько смешными, что все они вновь захохотали и начали отпускать язвительные замечания.

Кэрмоди задрожал от гнева. Презрительные насмешки долбили его, как шесть молотков: один за другим, потом все вместе, а затем опять по очереди. Их воздействие усиливалось в несколько раз, потому что он не только слышал слова, но и чувствовал силу, которую они несли в себе. Кэрмоди как бы выступал в роли приемника и усилителя. И это он, который считал себя выше любых насмешек и презрения. В какой-то жуткий миг Кэрмоди понял, что его высокомерие было лишь жалким барьерчиком, которым он пытался отгородиться от других людей. И сейчас этот барьер рухнул.

Устало и безнадежно он вновь принялся выдергивать палец изо рта статуи и вдруг увидел еще шестерых, которые шли по улице в его сторону. Они были безоружными и вели себя с той же самоуверенностью, что и мужчины из первой группы. Не обращая внимания на Тэнда и его спутников, они остановились перед пьедесталом.

— Это он? — спросил один из них.

— Думаю, да, — ответил другой.

— Его нужно освободить.