Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы

Не успел он заговорить, чтобы успокоить ее, как девушка отпрянула от него. С расширенными от страха глазами она пыталась забиться в постель от него подальше. Ее отец тотчас подскочил к ней, оттесняя врача своим худым телом.

— Все хорошо, Дебби. Папа с тобой. Тебе нечего бояться. Ты только лежи спокойно, слышишь? Лежи спокойно, и ты поправишься.

Она не ответила, но посмотрела мимо отца на Голерса. Ее глаза были такими же светло-голубыми, как у отца, только помягче. Теперь, когда она приподняла голову, Голерс обратил внимание, что ее золотистые волосы очень длинные. Одно это заметно выделяло ее в мире коротких стрижек.

— Кто это? — спросила она хриплым, напряженным голосом. Затем ее голова снова опустилась на подушку, словно усталость взяла свое. Девушка закрыла глаза и сцепила на груди пальцы. Минуту Голерс наблюдал за ней, потом вышел из каюты, захватив с собой электроэнцефалограф.

Рода Ту подняла от мехлаба глаза:

— Общий клинический еще не готов, но остальные уже есть.

Она протянула ему бумажную полоску с пробитым на ней машинным кодом.

— Похоже на адреналиновый шок, — произнес Марк Голерс.

— Ничего чужеродного? — обрадовался Гарри Гарази. — Это же здорово! Кстати, а что такое адреналиновый шок?

Врач посчитал, что располагает достаточным временем, и пустился в объяснения:

— Когда уровень сахара в крови понижается, мозговой слой надпочечной железы выделяет гормон эпинефрин. Из-за него животный крахмал в печени превращается в животный сахар, и уровень сахара в крови таким образом повышается. Но адреналин — это крайняя мера со стороны организма. Он слишком часто служит причиной тахикардии, приливов крови, судорог. Эти симптомы совпадают с теми, какие бывают у диабетика во время инсулинового шока, а также с симптомами некоторых форм эпилепсии.

Но с полной уверенностью я поставлю диагноз лишь тогда, когда будет готов общий клинический анализ. Причиной присутствия в крови эпинефрина может оказаться какой-нибудь другой фактор. Так или иначе, но мехлаб выявил в крови низкое содержание сахара. Не настолько низкое, чтобы вызвать адреналиновый шок, но в таком случае уровень сахара повышался с момента выброса гормонов. Она выходит из шока.

— Что же вызвало низкое содержание сахара?

— Если б я знал, то, наверное, не стоял бы сейчас сложа руки.

Наклонясь всем телом, словно антенна в сильный ветер, к ним приближался Располд.

— До сих пор ребята из ВТС давали судну чистое карантинное свидетельство, — проговорил он. Подняв кверху свой огромный сыщицкий нос, он принюхался. — Кто тут прячет дохлую рыбу?

Заморгав, доктор Голерс ответил:

— Ты же знаешь, что у меня с обонянием не очень.

— Тебе здорово повезло, — отозвался детектив. — В этом мире больше вони, нежели приятного благоухания.

Он повернулся к Гарази:

— А не лучше бы тебе поискать источник этого ужасного зловония?

— Но у меня же нет такой полицейской нюхалки, как у тебя, Располд, — запротестовал Гарази. — Я еще могу учуять что-то рыбное, стоя у открытой двери каюты, но только не вне ее.

Располд встрепенулся, словно удочка для ловли рыбы на муху.

— В каюте, а?

Искоса он взглянул на Голерса:

— Что скажешь, доктор? Мне можно поговорить с ними? Из экипажа, кажется, никто не знает, что случилось с тем пропавшим.

— Можешь поговорить с капитаном, но не здесь, а в холле. Да и потом, думаю, мисс Эверлейк пока не до этого.

— Скажи ему, чтобы вышел, ладно?

— Я спрошу у него, не будет ли он любезен ненадолго выйти. Такому человеку, как капитан, не приказывают.

Капитан Асаф сидел на краю постели и не отрываясь глядел на дочь. Та, расцепив пальцы, протянула ему руку, но он не взял ее, и рука опустилась. Его лицо словно окаменело, будто влажная простыня, оставленная на снегу. Он встал, выставляя на обозрение свою сухощавую ссутулившуюся фигуру с негнущейся шеей и выпирающей грудью.

Когда ему передали просьбу Располда, он кивнул, что означало согласие. Прежде чем выйти, он обернулся и еще раз взглянул на дочь. Потом его взгляд переместился на Голерса; мужчины встретились глазами. Молодой человек выдержал его взгляд, но почувствовал, будто на него обрушилось что-то тяжелое. Если мысленная посылка грома и молнии была бы возможна, то капитан, несомненно, воспользовался бы этим. Для врача ощущение было довольно странным, и нельзя сказать, чтобы оно ему понравилось. В этих глазах он увидел предупреждение и угрозу.

Пожав плечами, Голерс подумал, что он, пожалуй, становится чересчур впечатлительным. Сами по себе глаза не являются носителями света или информации. Сочетание формы лицевых мышц, осанки, эмоциональных оттенков голоса создает определенную модель. Наблюдатель этой совокупности, если только он наблюдает неосознанно — а большинство людей наблюдает именно так, — воспринимает все вместе. В памяти же чаще всего остаются глаза — благодаря литературе и общим толкам, которые преувеличивают их значение.

И все же, сказал себе Голерс, человек способен одним лишь взглядом выразить всю угрюмость и непреклонность своего нрава. От этого так просто не отмахнешься.