Миры Филипа Фармера (том 17)

Он сидел, прислонившись спиной к относительно плоскому выступу растрескавшейся коры; в десяти футах перед ним горел костер. Ночь почти наступила. Внизу она уже наступила. Небо было все еще синим, и лишь вдалеке облака тронуло розовым, светло-зеленым и темно-серым. Крики и рев охотящихся животных и их жертв доносились как порождение давно забытых кошмаров, настолько они были далекими и слабыми. Оба крылана сидели возле Улисса бок о бок, но не переговариваясь и даже не глядя друг на друга. Вуфеа, вагарондиты и алканквибы расположились вокруг шести огромных костров На ветке, а также спрятавшись на выступах коры, стояли часовые. От аромата жареного мяса и рыбы так и текли слюнки. Охотники уже прошлись по ветке и возвратились с тремя четверорогими, поросшими каштановой шерстью козами, десятью громадными рыбами (отнятыми у черно-серого пятнистого кугуара, который поймал их), с полными сумками самых разнообразных ягод и тремя огромными мохнатыми обезьянами.

Охотники доложили, что растительность на вершине составляют в основном низкорослые хвойные деревья с толстыми стволами, ягодные кусты, трава высотой по колено, растущая из набитых землей трещин, и мох. Речка изобиловала рыбой, но крокодилов и гиппопокрысов нигде не было видно. Казалось, хищников здесь представляли только черно-серые пумы, маленькие медведи и несколько видов выдр. Из других животных встречались в основном козы и обезьяны.

Этой ночью путники сытно поели и улеглись спать как можно ближе к огню, только чтобы не обжечься: на такой высоте после захода солнца становилось морозно.

Позавтракав поутру остатками ужина, путники принялись за постройку плотов. Они повалили несколько елей, достигавших в высоту едва ли двадцать футов, и связали вместе. А затем в наилучшем расположении духа окрыленный надеждами отряд отправился в плавание.

В кои-то веки они не обманулись и не разочаровались. Поток нес их с постоянной скоростью, где-то около тридцати миль в час, и доставил к расширению ветви. Здесь он не сорвался вниз отвесным водопадом, а лишь разлился во все стороны по широкой площади, отгороженной уходящим вверх изгибом ветви. Отряд разобрал плоты и перенес бревна вверх по косогору. Сразу же на вершине путники нашли еще один ручей, который вскоре превратился в реку. Они связали плоты и отдались на волю потока. Раз десять им пришлось повторить переправу. Наконец они добрались до места, где течение реки не прерывалось дольше всего. На протяжении шестидесяти миль уклон был таким медленным, что русло то и дело заболачивалось. По прикидкам Улисса отряд покрыл уже около ста пятидесяти миль по одной ветви. Глих заверил, что им просто повезло найти такую — подобных ей совсем немного.

Выбравшись из холодной липкой трясины болота, путники карабкались до тех пор, пока не нашли подходящую ветвь на высоте около шести тысяч футов. Десятью днями позже они вышли к водопаду, подножие которого находилось в пяти тысячах футах под ними. И здесь Дерево кончилось.

Улисс был ошеломлен. Ему стало немного не по себе. Он так привык к миру одного гигантского Дерева со множеством листьев, переплетающихся и извивающихся ветвей, протянувшихся до небес стволов, густой растительности, что весь мир начал представляться ему Деревом.

А теперь его взгляду открылась равнина, тянувшаяся, возможно, миль на пятьдесят—шестьдесят, а дальше виднелись вершины гор. По другую сторону, если верить Глиху, находилось море.

Авина стояла так близко к Улиссу, что ее мохнатое бедро коснулось его тела. Ее длинный черный хвост ходил взад и вперед, то и дело щекоча пушистым кончиком его ноги.

— Вурутана пощадил нас, — сказала она. — Я не знаю почему. Но на то у него были свои причины.

Улисс возмутился.

— А ты не думаешь, что мы обязаны своим успехом моей божественной силе? — поинтересовался он.

Авина вздрогнула и искоса взглянула на него. Ее глаза были огромными, как всегда, но зрачки превратились в узкие щелочки.

— Прости меня, Повелитель, — вымолвила она. — Мы все обязаны тебе. Без тебя, конечно, мы все давно бы погибли. И все же по сравнению с Вурутаной ты маленький бог.

— Больше размером — не означает сильнее, — возразил Улисс.

Он злился не потому, что она отрицала или принижала его божественную сущность — он еще не настолько спятил. Просто он рассчитывал на благодарность за то, что ему удалось вывести свой отряд наружу. Хотелось, как простому смертному, хотя и вынужденному напоминать о своей божественности.

А благодарности Авины Улисс жаждал больше, чем чьей-либо другой. Почему бы это? Почему это красивое, но совершенно ему чуждое создание, разумное, но несхожее с человеком, столько значит для него?

Хотя почему бы и нет? Она с первого дня стала для Улисса опорой, обучила его языку, разговаривая с ним, оказывала ему разнообразную помощь — и, не в последнюю очередь, моральную поддержку. И физически она очень привлекательна. Улисс так давно не видел ни одного человеческого существа, что свыкся с обликом нечеловеческих. Авина была очень красивой самкой (он едва было не подумал — женщиной).