Миры Филипа Фармера. Том 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев

— Калибан, — вновь обратился к нему я. — Не заблуждайтесь: я никогда не стану вас умолять о пощаде. Но я хочу, чтобы вы вняли голосу разума. Неужели вы допустите, чтобы Девять и дальше потешались на ваш счет и продолжали манипулировать вами?! Я не хочу этого больше для себя. Думаю, они и так уже причинили нам большой вред, заставляя служить их таинственным планам. Я уверен, что это они устроили все таким образом, чтобы Триш была похищена одним свихнувшимся типом, вздумавшим, что он — это я. Это они подбросили останки какой-то молодой белой женщины после кражи Триш. Скорее всего они сами и убили ее для этой цели. А кенийцы? С какой это вдруг стати им пришло в голову изгонять меня, когда мы столько лет жили если не дружно, то по крайней мере вполне терпимо по отношению друг к другу. Нет, в этом они тоже замешаны, я знаю. Не мне вам говорить, насколько могущественны они своими тайными, скрытыми связями, каким огромным влиянием они обладают на правительства и сильных мира сего. Послушайте меня! Я убежден, что мое рождение и те необычайные обстоятельства, которые окружали его с самого начала, были результатом махинаций Девяти. Дневник моего дяди содержит в себе несколько весьма странных обстоятельств этого дела. Теперь я нисколько не сомневаюсь, что это они устранили его, а меня подвергли эксперименту. Я уверен, что это они устроили все таким образом, чтобы я был взят и воспитан самкой антропоида, вырос в джунглях среди приматов, как юный дикарь. Я убежден, что их планы идут гораздо дальше. Кстати, безумие нашего отца тоже не обошлось без их участия.

Триш от неожиданности подпрыгнула и недоуменно спросила:

— Вашего отца? Как, ВАШЕГО отца?

Я отступил на шаг. Калибан сделал шаг вперед. Он протянул перед собой руки, и под красно-коричневой кожей заиграли стальные канаты его мощных эластичных мышц. Кажется, сцена на мосту должна была повториться. Он сказал:

— Не будет ни дзюдо, ни каратэ, никаких финтов. Только сила и быстрота. Мы должны узнать, кто из нас двоих наиболее быстрый и сильный.

Я подумал, услышал ли он хоть одно слово из того, что я только что сказал. Отступать дальше я не мог. Поэтому я уперся ногами в пол и приготовился встретить его. Но прежде решил попытаться еще раз:

— Калибан, вам не пришлось прочесть семейные архивы нашего семейства, Грандритов. ВАШЕЙ семьи, Док. Поэтому вы не знаете о тайне, окружающей нашего деда с отцовской стороны, не так ли? Он выстрелил себе в голову в возрасте пятидесяти пяти лет, хотя все ему давали не больше тридцати. У него было три сына. Его жена, тяжело заболев и почувствовав приближение смерти, призналась одной из своих теток, что ее муж был стерилен. Тетка все записала в своем дневнике: она применила для этого свой собственный шифр, который впоследствии я без труда разгадал. Подозрения тетки упали на одного дворянина норвежского происхождения, очень высокого, сильного и красивого, который довольно часто наносил визиты в наш замок. Правда, он был весьма почтенного возраста. Тетка писала, что ее подозрения ей самой казались абсурдными, так как благообразный старик выглядел по крайней мере лет на девяносто. Но это была очень яркая личность, от которой исходило нечто вроде какого-то странного сияния, которое околдовывало и пугало одновременно. Именно «сияние», она прямо подчеркивала это слово. Я подозреваю, что под этим она имела в виду его необыкновенную силу внушения. Ей также было известно, что старичок был не прочь «пошалить»: одна из служанок призналась, что старик как-то застал ее в винном погребе, прижал в углу и «делал ей амуры». Этот старый джентльмен, некий мессир Билендж, носил длиннющую белую бороду до пояса и черную повязку на правом глазу. Тетя утверждала, что никогда еще не видела человека такого могучего телосложения.

Сдвинув брови, Калибан хмуро взглянул на меня и прервал вопросом:

— Что это еще за бредни, Грандрит?

— Это не бредни. Нашим дедом был этот норвежский великан, — ответил я. — Доказательства этому, признаю, у меня скорее умозрительные, ни один трибунал не принял бы их в расчет. И, однако, это правда. Нашим дедом был один из Девяти! Старик, которого мы знали под именем Ксоксаз! Что на старогерманском означает «Высокопоставленный»! Во время своих визитов в Грандрит он употреблял псевдоним Билендж. В переводе с древненорвежского это значит «тот-чей-глаз-обманывает», другими словами «кривой»!

— Ты уверен в этом?

Судя по всему, огромная эрудиция Калибана не включала в себя знаний древнегерманских языков и мифов.