Миры Филипа Фармера. Том 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев

— Этот человек, которого мы знали как одного из Девяти, этот Ксоксаз, должен был родиться еще в палеолите, — продолжил я. — Я не знаю возраста, который он мог бы иметь. Тридцать тысяч лет. Или, быть может, двадцать тысяч. Кто мог знать его историю? Когда-то, в очень древние времена, он обосновался на юге современной Швеции вместе с двумя другими членами Девяти, которые, возможно, были его братьями. Они находились там в то время, когда уршпрах, язык-прародитель всей индоевропейской группы языков, стал видоизменяться в то, что теперь называется общегерманским наречием, которое, со своей стороны, стало основой всех современных языков германской группы: английского, верхне- и нижненемецкого и норвежского. По причине, которой я не знаю, братья стали воплощением живых богов. Быть может, в силу огромных знаний, накопленных ими за столь долгую жизнь, не знаю. Они не были, конечно, ИСТИННЫМИ богами, но древние германцы воспринимали их в этом качестве и оказывали соответствующие почести, вплоть до жертвоприношений. В чем я абсолютно уверен, так это в том, что Ксоксаз, Эбназ и Тритджаз — Высокопоставленный, Равновеликий и Третий — составляли мужской триумвират в древней германской религии. Позже их стали воспринимать вместе как трех братьев. Кстати говоря, Ивалдир, наш знаменитый гном, их современник. Вначале они правили народом троглодитов, живущих в пещерах или в глубоко вырытых норах. Общегерманский язык исчез, конечно, очень давно, но наша троица продолжала говорить на нем между собой вплоть до наших дней. В какой-то момент человеческой истории они перестали появляться на людях в качестве живых богов. Они сбросили с себя личину божеств, как бы добровольно отреклись от них, и решили выступить в новом качестве, создав в конце концов орден Девяти.

Калибан ошеломленно встряхнул несколько раз головой и посмотрел на меня, как обычно смотрят на сумасшедших. Я продолжал:

— Наш отец получал эликсир от Девяти. Он, как и мы, был их служителем. — Здесь я поправился: — Как и я был им до недавнего времени. Потом с ним случилась та же история, что и с нами. Побочным действием эликсира является то, что по истечении определенного времени человек, принимающий его, становится сумасшедшим. Пусть даже это помрачение разума и носит временный характер. Эффект действия этого эликсира носит характер как чисто физиологический, так и психический. В каждом из нас сидит какое-то извращение, с точки зрения современной морали и этики. Но оно сидит так глубоко, что очень часто человек проживает всю жизнь, даже не подозревая о его присутствии. Эликсир же заставляет его вынырнуть из самых потаенных глубин подсознания наружу и на какое-то время делает его доминирующим фактором на психику человека. Ты сам врач и знаешь, что это и есть психоз. Форма психоза каждый раз зависит, конечно, от особенностей личности отдельно взятого индивидуума. Разберем мой пример, Калибан. Слушай, ты не думаешь, что нам пора перейти на «ты». Ведь братья, что ни говори! Так вот, возьмем, к примеру, меня. Я всегда считал, что очень здраво отношусь к акту убийства. Так же, как, впрочем, и к сексу. Но где-то глубоко во мне имеется связь между ними обоими. Что-то во мне отождествляет убийство с коитусом. И в том, и в другом случае я проникаю в чужое тело, непосредственно или опосредованно, ощущая при этом либо оргазм, либо то, что Ницше называл «наслаждением ножа».

А теперь, брат мой Док, разберем твой случай. Вплоть до самого недавнего времени ты всегда избегал убивать, за исключением случаев, когда это было совершенно уж необходимо. Скажем, ты защищал свою жизнь. Ты щадил даже тех, кто заслуживал кары худшей, чем смерть. Но желание убивать сидело в тебе, Док. Где-то там, очень глубоко внутри. До поры до времени сдерживаемое тем воспитанием, которое ты получил. И для тебя тоже смерть была эквивалентом коитуса.