Миры Гарри Гаррисона. Том 15

— Картотечный шкаф. Лучший способ представить работу компьютера. А ты чего ждал? Голубую бесконечность? Сетку неоновых огней? Сферы, закодированные цветом? Чушь. Дерьмовый голофильм для детишек. Как может человеческий мозг, работающий со скоростью химических реакций, поспеть за компьютером на сто тридцать миллионов операций в секунду? Не может. Поэтому написали программу, которая показывает, что происходит. Программа рисует эту картину, чтобы медленный человеческий мозг мог за ней следить. Картотечный шкаф. Открой. В нем картотечные ящики. Открой ящик. Найди программу, карточку. Переходи к субпрограмме. Скука все это.

— Ничего себе скука! — вызывающе выкрикнула его шальная душа в шипящую тьму. Ответа не было. Чень-Ду задремал.

Ки учился. На учебу ушли все бакники, что у него были. И много еще. Его тянуло к клавиатуре. Больше, чем к женщинам, к выпивке, к зелью. Его постоянно томило желание, так что даже во рту стоял этот привкус. Противный привкус. И это его не смущало.

Но нужно было достать еще денег. И было только одно место, где он мог это сделать. В Кишке. В подземном городе под городом. В параллельном мире. Туда и носа не совали власти — им не нравилось брести по колено в сточной канаве, служившей единственным входом. Ки побрел. Отряхнул с ног последние брызги вязких, жирных помоев и шагнул в дверь «Эль Мингаторио».

Желтые огни цвета детского кошмара освещали собравшуюся публику. Мерзкого вида публику, так что цвет был самый подходящий. Ки протолкался к стойке и стукнул кулаком по исцарапанному пластику.

— Ой! — вскрикнул он. Кулак угодил в битое стекло.

— «Ой» только что кончился, — насмешливо сказал бармен с глумливой гримасой, намалеванной на губах несмываемой краской. — Как обычно?

Ки кивнул. Рассеянно. Он забыл, что пил обычно. Непристойно толстый, раздутый от жира, похожий на моржа человек, навалившийся на стойку слева от него, пил что-то такое, от чего разило зеленой гнилью. Не то.

Барыга справа от него, с торчащими во все стороны пурпурными волосьями, собранными в колючки с крохотными презервативами на концах, давился чем-то дымящимся и лиловым. И это не то.

Бармен с треском поставил перед ним стакан. Еще одна царапина на стойке.

— Вот тебе. — Ни капли жалости не выражали его губы. — Имбирное пиво.

Ответив такой же глумливой усмешкой, Ки поднес стакан ко рту. Сделал большой глоток. Почувствовал, как его охватило отвращение.

— Это что, диетическое?

Ответом ему был гнусный смех, словно душа умирающего выскользнула во тьму.

В Кишке можно было купить и продать все, что угодно. Ки так и делал. Он шел на все ради желанных бакников. Он продавал свою кровь. Мыл окна. Нянчил двухголового младенца. Не было такой отвратительной работы, от которой бы он отказался. Он не видел другого выхода. Он должен стать человеком-дисплеем.

В тот день, когда он закончил учебу, за ним пришли.

Бежать было некуда. Окна небьющиеся. Дверь их не остановила — они ее выломали.

— Попался, — сказал первый из них. Свет уличного фонаря падал сквозь жалюзи на его лицо, покрыв его сеткой параллелей.

— Нет!

Чей это был голос — его собственный? А чей же еще?

— Держи.

Не успел он отдернуть руку, как в нее сунули бумагу. Бумага шуршала и трещала, как смертоносная гремучая змея.

Выхода не было. Его призвали.

…

— Меня призвали. И вот я здесь. Человек-дисплей без дисплея. С загубленной жизнью и способностями. Чиню проводку.

Слезы отчаяния неслышно закапали на песок. Голос Ки затих, и наступило молчание. Рассказ подошел к концу. Правда, слушатели этого не заметили: одурев от усталости, убаюканные его голосом, все крепко спали. Правда, он этого не заметил: во время своего рассказа он то и дело кидал в рот таблетки и теперь безнадежно торчал. Пробормотав заключительные слова, он свалился на песок и захрапел.

Не он один выводил мелодичные полуночные арии. Храп и сопение оглашали тихую ночь — день выдался долгий и трудный. Но — чу! — к храпу примешалось какое-то раскатистое урчанье. Нечто черное показалось на гребне дюны, затмив своим телом звезды. Оно двинулось вниз, в неуверенности остановилось, — и кинулось вперед. Внезапный крик боли тут же оборвался. Нечто черное удалилось, урчанье затихло вдали.

Что-то разбудило Билла. Он открыл глаза, сел и огляделся вокруг. Ничего. Он лег, натянул на голову одеяло, чтобы не слышать храпа, и через мгновение уже спал снова.

Глава 7

— Подъем! — орал адмирал Практис, бегая вокруг и пиная ногами спящих.

Подбадриваемые его сапогами и криками, они один за другим нехотя поднимали головы и, моргая, озирались в оранжевом свете встающего солнца.

— Пропала. Мита пропала — ее похитили, украли, утащили!

Это была правда. Все уставились на яму в песке на том месте, где она спала, потом выпучили глаза на следы, уходившие от этого места в нехоженую пустыню.

— Ее съело заживо какое-нибудь жуткое чудище! — завопил Билл, взволнованно роя песок острыми куриными когтями.

Практис недовольно взглянул на него.