Миры Империума

— Это с самого начала была безнадежная затея.— Она сдула локон, прилипший к влажному лбу.— Давайте выбираться отсюда, пока мой желудок не взбунтовался.

Я отряхнул руки от пыли, закончив шарить по дальним закоулкам полок и под мебелью.

— Все очевидные места осмотрены. Но как насчет неочевидных? Мы не проверили расшатанные половицы, не простучали стены на предмет скрытых панелей или тайников за картинами...

— Пустая трата времени, Брайан! Этот человек не заговорщик, чтобы прятать свои секреты в тайниках. Он был бедным молодым студентом, не более того, живущим в съемной комнате...

— А еще от него могла остаться какая-нибудь мелочь. Клочок бумаги, например, оброненный в глубине комода. Здесь никто никогда не прибирается. Даже спустя все эти годы что-нибудь да сохранилось.

— Где? Вы вывернули все ящики, обыскали дно сундука, подняли тот рваный обрывок ковра, даже за плинтусом пошарили...

Она умолкла. Глаза ее сфокусировались на деревянных жалюзи, закрывавших коробку с радиатором отопления, расположенную под одиноким окошком. Растрескавшиеся планки погнулись от времени и плохо прилегали друг к другу. Мы одновременно сделали первый шаг. Оливия проворно убрала пустые бутылки из-под кьянти и наполовину забитую окурками жестянку. Я ухватился за верхнюю доску и осторожно дернул вверх. Вся решетка, издав жалобный скрип, выехала из пазов.

— Коробка держится всего на паре ржавых гвоздей,— заметил я.— Если я ее сниму...

Спустя минуту при помощи деревянной вешалки с торговым знаком «Альберго Торино, Рим» я отодрал от стены весь кожух, обнажив ржавую чугунную батарею и несколько дюймов водопроводных труб. В качестве трофея мне досталась горка волосяных катышков, которыми при желании можно было бы под завязку набить коробку для обуви, россыпь окурков, множество билетных корешков, несколько обрезков проволоки, старые шпильки, игральная карта, канцелярские скрепки и чистая бумажка.

— Хорошая была идея.— Я молча восстановил конструкцию,— Жаль, что не сработала.— Пепельница и бутылки вернулись на прежнее место.— Вы оказались правы, Оливия. Давайте выбираться на улицу, где мы сможем вдохнуть славный здоровый аромат свежего мусора...

— Брайан! Смотрите! — Оливия подставила клочок бумаги под луч света, падавшего из окошка — Чернила выгорели, но здесь что-то написано...

Я подошел и, прищурившись, рассмотрел находку. На бумажке остались лишь еле заметные разводы. Оливия положила ее на стол, осторожно потерла по пыльной поверхности и поднесла к зеркалу. Призрачные контуры неуклюжих каракулей проступили серой линией.

— Потрите еще раз.— Голос мой от напряжения едва не сорвался. — Только осторожно. Бумага хрупкая, как пепел.

Она выполнила мою просьбу и снова поднесла добычу к зеркалу. На сей раз я смог разобрать буквы: Indtituzione Galileo Mercoledi Guigno 7.3 P. M.

— Среда, седьмое июня,— перевел я.— Это может пригодиться. Интересно, какого года?

— Я знаю простую формулу, как вычислить день, на который падает данное число,— беззвучно выдохнула Оливия.— Это займет всего секунду...

Она закусила губу и сосредоточенно нахмурилась. Внезапно лицо ее просветлело.

— Да! Подходит! Седьмое июня тысяча восемьсот семьдесят первого года выпало на среду! — Моя спутница снова нахмурилась.— Как и тысяча восемьсот девяносто девятого, и тысяча девятьсот одиннадцатого...

— Это уже кое-что. И гораздо лучше, чем вообще ничего. Давайте проверим Институт Галилея. Будем надеяться, что он все еще работает.

Маленький сухонький человечек молча слушал нас, изредка пожевывая длинные желтоватые усы. Его покрытые узловатыми венами руки в нарукавниках покоились на конторке, словно удерживая ее в качестве последнего барьера, отгородившего клерка от сладкоречивых иностранных ищеек.

— Восемьсот семьдесят первый. Это было довольно давно,— объявил он сварливо,— С тех пор в институте побывало много студентов. Многие выдающиеся ученые проходили через эти двери, неся славу имени Галилея.

Судя по долетевшему до нас запаху дешевого вина, мы только что оторвали человека от позднего утреннего возлияния.

— Я не подаю заявление о приеме,— напомнил я.— Не надо произносить передо мной рекламных речей. Я всего лишь хочу взглянуть на личное дело Джулио Максони. Разумеется, если ваш архив так запущен, что вы не можете его найти, так и скажите, и я отражу этот факт в статье, которую пишу...

— Вы журналист? — Он поправил галстук, подкрутил усы и задвинул ящик, скрытый от наших глаз конторкой. Звякнуло стекло.

— Обращайтесь со мной так же, как с любым скромным искателем истины,— надменно произнес я.— В конце концов, если институт принадлежит народу, то разве отдельные его представители не стоят того, чтобы персонал, чей хлеб и вино обеспечиваются щедростью общества, уделил им толику внимания...

Человечек мой намек понял. Издав булькающий звук, он поспешно исчез из поля зрения и вернулся, пыхтя под грузом брата-близнеца муниципального гроссбуха. Клерк грохнул его на конторку, сдул мне в лицо облако пыли и поднял обложку.