Миры Империума

Я не знал, каким предстанет мне диктатор Баярд: мрачным головорезом, мегаломаном с бегающими глазами или коварным интриганом. Но не ожидал встретить живое отражение себя самого, увидеть человека с теплой улыбкой, поэтической манерой речи, называющего меня своим братом.

Он смотрел на меня с неподдельным интересом.

— Ваш французский превосходен, но чувствуется английский акцент. Или американский? — Он улыбнулся.— Простите мое любопытство: лингвистика, акценты — это мое хобби, а в вашем случае я вдвойне заинтригован.

— Американский,— ответил я.

— Поразительно. Я сам мог бы родиться американцем... но это долгая и скучная история, которую лучше оставить до другого раза.

В этом нет нужды, подумал я. Отец часто рассказывал мне, когда я был мальчишкой...

Он продолжал напряженным тоном, но мягко и доброжелательно:

— Когда десять дней назад я вернулся в Алжир, мне доложили, что здесь, в моей квартире, видели человека, похожего на меня. В моем кабинете нашли двоих убитых, и данное обстоятельство вызвало всеобщий переполох и разноречивые толкования. Но меня поразило упоминание о человеке, который выглядел в точности как я. Мне захотелось встретиться с ним, поговорить: ведь здесь так одиноко. История распалила мое воображение. Конечно, я не знал, что привело этого человека сюда, мне даже твердили об угрозе...— Он по-французски экспрессивно раскинул руки.— Но когда сегодня я вошел в комнату и обнаружил вас спящим в кресле, это сразу убедило меня в дружественности ваших намерений. Я глубоко тронут, мой друг, что вы почувствовали себя здесь как дома, предав себя в мои руки.

Я не мог промолвить ни слова. И не пытался.

— Не многие в этой стране способны сохранять передо мной человеческое достоинство и считать меня своим другом. Ходят легенды о моей свирепости, беспощадности, и это заставляет всех осторожничать в моем присутствии, и страх перед моим именем смешивается с ненавистью. Но легенды остаются легендами, их порождают те же страх и ненависть — два всепроникающих чувства в наши горькие времена. Такие слова, как любовь и вера, забыты. Включив лампу и увидев ваше лицо, я сразу понял, что за этим кроется нечто большее, чем поверхностное копирование. Моим глазам предстало мое собственное лицо, но не так изношенное войной, и черты не так резко очерченные. Я ощутил зов крови и признал в вас брата.

Я облизал губы и сглотнул слюну. Он наклонился вперед, положил руку на мою и с силой сжал ее.

— Вместе, брат мой, мы спасем цивилизацию, которая не должна погибнуть. Вы, с вашим целым и невредимым телом, здоровыми ногами, и я, с моей мечтой и опытом долгих лет, сможем поспеть всюду. Пока еще не поздно расправиться с жалкими заговорщиками, жадными грызунами, мечтающими разрушить крошечный островок порядка, созданный мной на руинах войны, уничтожить его, чтобы можно было разграбить и эти руины, истребить последний слабый росток западной культуры и предать мир на растерзание варварству.

Он вдруг умолк, затем улыбнулся, опять сжал мою руку и с глубоким вздохом откинулся в кресло.

— Простите, брат мой. Боюсь, я слишком увлекся риторикой, пора бы уже расстаться с этой привычкой. У нас будет еще достаточно времени для составления планов. А сейчас, может быть, вы расскажете мне о себе? Я вижу, в ваших жилах течет кровь Баярдов.

— Да, моя фамилия Баярд.

— Должно быть, вы очень хотели прийти ко мне, раз решились пробраться сюда в одиночку и без оружия. Никто и никогда еще не преодолевал стену без сопровождения и многочисленных бумаг.

Мне было очень трудно сидеть и молчать, но не мог же я с ходу поведать этому человеку об истинной цели своего визита. Припомнилось, какой прием он оказал императорским послам. Всплыли в памяти и рассказы Бейла в то утро на собрании в присутствии Бернадотта. Но передо мной был вовсе не тот безжалостный тиран, которого я ожидал увидеть. Напротив, меня обескураживало его неожиданное гостеприимство.

Следовало что-то ответить. На выручку в очередной раз пришел многолетний опыт дипломатической службы. И я прибег к беззастенчиво-льстивой лжи.

— Вы правы, Бриан, в моих силах помочь вам.— Я подивился, что сразу назвал его по имени, хотя это прозвучало так естественно.— Но вы ошибаетесь, полагая, что ваше государство является единственным уцелевшим очагом цивилизации. Есть и другая, сильная, динамичная и дружественная держава, которая желала бы установить с вами мирные взаимоотношения. И я — посланник ее правительства.

— Чудесно,— обрадовался он,— но откуда? — Он опять подался вперед, глаза его загорелись.— Радиочастоты молчат, а разведка на север вплоть до Москвы и на восток до Индии, как и на запад до океана, доносила только сведения об одичании и разрушениях.— Вдруг он выпрямился.— Конечно, это Америка!

Пока я обдумывал нейтральный ответ, он чуть выждал и добавил:

— Я сожалел об участи вашей страны, брат. Она стала одной из первых и самых значительных жертв Века Безумия. Вы не представляете, как я рад узнать, что от нее осталось хоть что-то. Значит, искра не погасла.

— Люди — стойкие животные,— вставил я.— Их не так легко истребить.