Миры Источника. Трилогия

А чудес в то время творилось на Истинной Земле предостаточно. В частности, когда ученики Иисуса, следуя его наставлению нести Слово Божье по всему миру, попали в Рим, император Нерон, яростный противник христианства, вознамерился покончить с возмутителями спокойствия, отдав их на растерзание львам. Натура утончённая и извращённая, эстет, поэт и жестокий тиран, любитель кровавых зрелищ, он устроил грандиозное шоу, которое в конечном итоге обратилось против него. Когда на арену переполненного цирка Колизея были выпущены голодные хищники, случилось невероятное — дикие львы, аки смирные агнцы, покорно улеглись у ног своих предполагаемых жертв. Взбешённый Нерон велел выпустить ещё львов — но и те разделили участь своих предшественников. А затем с неба ударила молния и с необыкновенной избирательностью превратила в груду пепла кровожадного императора и его не менее кровожадную жену, не причинив ни малейшего вреда их окружению. После этого, прямо на месте событий, в Колизее, состоялось первое массовое крещение, а в течение следующих нескольких дней в новую веру обратился весь Рим, благодаря чему стал столицей вселенского христианства, оставив за Иерусалимом статус главной святыни.

Происшедшее со львами и Нероном можно было бы квалифицировать как дешёвый трюк последователей Иисуса, если бы не одно «но». В цирке Колизея присутствовало свыше сорока колдунов, просто любопытных зевак, и все они дружно утверждали, что никто из кандидатов в мученики не предпринимал никаких действий, не пытался манипулировать силами, и вообще не наблюдалось никакого магического вмешательства — львы стали покорными как бы сами по себе, а молния, метко поразившая Нерона с женой, была вызвана естественными причинами, только и того, что ударила в нужное время и в нужное место. Правда, свидетельства очевидцев нельзя было назвать полностью объективными, поскольку они, все как один, тут же приняли христианство. Хотя, с другой стороны, не чудо ли, что более сорока членов разных Домов и разных возрастов, объединённые только лишь любопытством, столь дружно уверовали в божественность Иисуса? Мало того — они безоговорочно признали верховенство апостолов во главе с Симоном-Петром!

Да и сам факт появления Дома Теллуса иначе, как чудом, назвать нельзя. Он был единственным за всю историю Домов, который образовался на пустом месте, путём массовой иммиграции колдунов и ведьм, принявших христианство. Пётр, первый епископ Римский, претенциозно назвал новорожденный Дом Домом Господним, а мир — Истинной Землёй, мотивируя своё решение тем, что этот мир ближе всех остальных к Богу, и не зря Иисус выбрал именно его, чтобы принять здесь смерть во искупление грехов человеческих. С Петром был солидарен и его извечный оппонент, соперник в любви к Учителю, Иоанн: «Истинно говорю вам: это есть Истинная Земля, это есть Дом Господень». Членам других Домов такая терминология пришлась не по душе; их главы сговорились между собой и дали новому Дому, «выскочке» по их выражению, нейтральное название — Дом Теллуса, [10]а мир решили именовать Землёй Иисуса. Постепенно сложился исторический компромисс — Дом Теллуса на Истинной Земле, — который был окончательно узаконен свыше трёх тысяч лет назад при подписании Договора о взаимопризнании культов.

В настоящий момент насчитывалось уже четыре христианских Дома (три в Экваторе и один в Срединных мирах) и все они входили в пятёрку самых либеральных Домов — христианство, пережив бурный период агрессивной нетерпимости и убедившись в своей силе, стало наиболее толерантной из существующих религий. (Пятым был Дом Сумерек, но он не в счёт. Как таковой религии там нет и никогда не было — Сумеречные просто почитают своих выдающихся предков, которых наделяют божественными чертами. И коль скоро на то пошло, живой и вполне земной дед Янус для них больший авторитет, чем все боги вместе взятые.)

* * *

Я прибыл в Истинный Рим по поручению отца и Амадиса, чтобы от их имени поздравить светского и духовного владык дружественного Дома — императора и вселенского архиепископа — с праздником. С шестнадцати лет я регулярно исполнял такие поручения, это было одной из моих немногочисленных обязанностей как первого принца Света, и, к слову сказать, обязанностью приятной. Мне нравилось, когда меня принимали со всеми королевскими почестями, это льстило моему тщеславию.