Миры неукротимые

– Никогда раньше не видела металлический зажим на животике, – заметила О’Хара.

– Это нововведение. Заживление проходит легче. Через пару дней все будет хорошо. – Доктор бросил полотенце в корзинку для мусора.

– Могу я подержать… Сандру?

– Если пообещаете не ронять. – Он кивнул ассистенту, ловко запеленавшему малышку в сухую пеленку и протянувшему ее О’Хара. Существо продолжало независимо взвизгивать.

О’Хара взяла девочку и нежно дотронулась до щечки.

– Сейчас, сейчас, маленькая. – Она прижала ее к себе. Хныканье внезапно прекратилось, ручка нашарила грудь.

Крошка вздохнула, приникла к матери и зачмокала губками. О’Хара от неожиданности едва не уронила теплый сверток.

– Сильнейший инстинкт, – заметил доктор.

– Да, скажу вам… – Она кашлянула, прочищая горло. – Можете ли вы вызвать… э… лактацию? Если бы вы…

– Физически – нет проблем, просто ввести некоторые гормоны. Но мы не должны позволять девочке так связывать вас. Это создаст нам затруднения в яслях, да и для вас лично.

– Конечно. Я понимаю.

– Давайте лучше устроим ее в отделение для новорожденных, – вмешался ассистент.

О’Хара протянула ему ребенка, и он перепеленал девочку в новую подогретую простынку. Малышка подарила О’Хара недовольную старческую гримасу, но не заплакала.

О’Хара смотрела, как ее уносят через двойные двери, и задумчиво терла мокрое пятнышко на груди.

– Материнский инстинкт? – спросил Джон.

– Не совсем. Возможно, в какой-то степени. Я обдумаю все причины и следствия… Привязанность к ясельной маме…

– У тебя она была, – заметил Дэн.

О’Хара с любопытством взглянула на него:

– А у тебя – нет. У тебя была настоящая мать. (Дэн был с Земли, из Пенсильвании.)

– Я вскормлен материнской грудью, – с заметным ирландским акцентом произнес Джон, – и вы, ребята, видите, что это здорово пошло мне на пользу.

Глава 2 Из колыбели в могилу

Прайм

Через два дня после рождения – или выныривания, как это было по существу, – дочери О’Хара должна была принять участие в «специальной презентации», не представлявшей для нее никакого интереса. Женщина, председательствовавшая на этом сборище, была ее старым другом, и О’Хара не хотела обижать ее отказом. Выступать собирались человек двадцать, включая Дэна, у которого после потери связи с Ново-Йорком оставалась уйма свободного времени.

Такие специальные презентации были неформальными встречами членов Кабинета с общественностью. На презентации можно было рассказать о работе своего департамента, получить добрый совет или, на худой конец, завоевать симпатии аудитории. Это собрание вела Сильвина Хэйген, заведовавшая криптобиологией.

– Не знаю, многих ли из вас интересуют наши работы, – начала она, – по крайней мере, посетители нас не замучили.

Позади Сильвины висела схема – изогнутый квадрат, словно развернутая четвертушка кекса, разделенная на тысячи маленьких ячеек. В одном из углов светились восемнадцать секций.

– Наши хранилища закрыты для посещения. Они занимают секторы с 2105-го до 2345-го. Департамент исследований и администрация находятся в секторах с 2115-го по 2355-й. Можно неделями бродить по кораблю, прежде чем наткнешься на нас. Удивительно уже то, что десять тысяч смогли разместиться на таком маленьком пространстве. Наши пациенты много места не требуют, лежа э… в гробах. – Она указала на диаграмму. – Эти освещенные ячейки занимают наши постояльцы, из которых трое действительно мертвы. Мы поместили их в крионические ванны, надежно заморозив. Хотя некоторые возражения против этого у нас имеются.

– Вы считаете, что их нужно пустить в переработку, как все остальное? – спросил кто-то.

– Вот именно. Но дело не в личных привилегиях; они – часть долгосрочного эксперимента, который мы пока продолжаем. Как и остальные пятнадцать, они были погружены в криптобиоз, потому что умирали от болезней, которые в настоящее время не поддаются лечению, – половине из этих людей доктора не смогли поставить диагноз, но было ясно, что они на грани смерти. – Она нажала кнопку, и еще несколько дюжин ячеек вспыхнули голубым светом в другом конце таблицы. – Здесь ведутся эксперименты с животными: козами, кроликами и курами. Мы продолжаем работу, чтобы подтвердить эффективность анимационного погружения. У кур показатель выживаемости девяносто восемь процентов, у кроликов – девяносто пять, а у коз – девяносто. Успех анимации находится в прямой зависимости от природной жизнеспособности организма, как это ни печально. Для людей этот показатель не превосходит восьмидесяти, даже семидесяти пяти процентов. Вот почему не все мы там, в крионических ваннах, ожидаем прибытия на Эпсилон.

– Не могу понять, откуда у вас эти данные, – подал голос Дэн, – ведь в результате диверсии большая часть информации пропала.

– У нас все полностью автоматизировано; семьдесят пять – это результат первых экспериментов. Мы ничего не изменили в методике с тех пор, как получили такой результат, и не собираемся ничего менять, пока не будем уверены в том, что делаем.

– Даже при семидесяти пяти процентах успеха у вас не будет недостатка в добровольцах, – заметила О’Хара.