Миры Пола Андерсона. Том 10

— Я думаю, лучше вспомнить, кто была ее мать, — проворчал Ульф. — Таких девчонок-сорванцов мне доводилось видеть и раньше. Обычно они сильно менялись после того, как их груди набухали, подобно почкам весной. Да и Скульд стала теперь потише, хотя упрямства ей не занимать и она по-прежнему остра на язык. Все слуги боятся ее, — уж слишком зло она обходится с ними. Но меня особенно беспокоит то, как она относится ко всему, что связано с колдовством. Я не говорю о руне, что многие накалывают на пальце, как амулет на счастье, нет. Я слышал, как она шептала непонятные заклинания на неведомом языке и делала колдовские знаки. Однажды ее застали на вересковой пустоши у старого дольмена, когда руки ее были обагрены кровью птицы, которую она разорвала на куски. В тот раз Скульд убежала в лесную чащу и бродила там, как волчица, или разбойница, или троллиха. Затем она вернулась домой, но не желала рассказывать, где была и что делала. Когда ее плащ соскользнул, мы увидели, что под плащом она прячет кость со странными знаками, начертанными на ней. Я даже не знаю, где она ее раздобыла.

Хрольф поморщился.

— Меня это не слишком заботит, — ответил он. — Может, это были просто детские игры, хотя и немного опасные. А сколько ей сейчас? Двенадцать? Может быть, я смогу завоевать ее доверие и понять, что это на нее нашло.

Этим вечером за трапезой он усадил Скульд рядом с собой на скамью. Скульд, казалось, была этому рада.

В отблесках костра, наполнявших залу, где теплый воздух был пропитан запахами жареного мяса, а на полу плясали причудливые тени, Скульд не походила на существо из потустороннего мира. Она была очень красива. Угловатость, свойственная ее возрасту, не делала девушку неуклюжей, наоборот, ее походка была не по годам плавной. Неприбранные локоны ниспадали вдоль белого платья простого покроя до самой талии, черные волосы поблескивали, как лесное озеро в свете звезд. Ее тонкое лицо было красиво очерчено, кожа — белоснежна, губы — алы. Но особенно обращали на себя внимание глаза — большие, миндалевидные, зеленоватые, подобно морским волнам, менявшие порой цвет от почти синего до золотистого. Голос девушки был глубоким, хотя в гневе он звучал пронзительно, как скрежет пилы.

В этот раз она все время улыбалась и часто подымала свой кубок, чтобы чокнуться с рогом, из которого пил Хрольф.

— Добро пожаловать, брат, — сказала Скульд. — Не часто мне доводилось видеть тебя.

— Что ж, попробуем это исправить, — ответил Хрольф.

— Когда? — оживилась Скульд. — Сидя в этом убогом лягушачьем болоте, я только зеваю от безделья. Возьми меня с собой!

— Ну, еще не пришло время, — заметил Хрольф, — ведь тебе надо многому научиться, чтобы стать хорошей женой.

— Женой! — закричала она. — Чтобы варить, жарить, мыть, подметать, приглядывать за всем и вечно ждать чего-то среди этих пьяных мужланов! А потом, когда один из них назовет меня своей, везде поспевать, чтобы угодить ему, и каждый год подвергать свою жизнь опасности, в крови и муках плодя детей… О нет!

— Ты знатного рода, Скульд. И должна быть достойна этого, то есть честно выполнять свои обязанности. Ведь знаешь, я бы тоже с большей охотой травил оленя, вместо того чтобы сидеть и слушать вопли всех этих тупых олухов, надеясь по чести рассудить и успокоить их. Неужели ты думаешь, что походам или погоням за разбойниками всегда сопутствует хорошая погода и мне не приходится то и дело разбивать лагерь в грязи под проливным дождем, или страдать от голода и вшей, или желудочных колик? Неужели…

— Хватит! Ты живешь в огромных палатах, где пируешь со своими соратниками и наложницами; ты ходишь в далекие земли, за моря, где встречаешь новых людей, слушаешь их сказания; скальды в твою честь слагают прекрасные висы; ты из обломков вновь собираешь воедино великую державу, и, когда ты умрешь, люди будут помнить тебя, — твое имя не будет забыто вовеки… Так неужели ты думаешь, что дочь твоего отца, рожденная от женщины из рода эльфов, не желает себе того же?

— Хорошо, мне следует обдумать твои слова, — ответил Хрольф, с нелегким чувством вспоминая о событиях, связанных с рождением этой девушки. — Скажи мне, помнишь ли ты что-нибудь из своего раннего детства?

Скульд присмирела. (Действительно, настроение девушки менялось очень быстро.) Пристально посмотрев перед собой, она ответила:

— Я не совсем уверена, что действительно помню что-нибудь… Иногда мне кажется, я чувствовала кругом зеленоватую прохладу, в которой клубились странные образы и море дрожало, как музыка… Звучали песни, переборы струн и серебряные трубы, или это были морские птицы, или грезы? Да, мои сны совсем не похожи на сны обычных людей.

— Мне говорили, что ты часто убегаешь в полном одиночестве. Ведь ты знаешь, что это небезопасно.

— Да, это так.

— Куда же ты ходишь?

Скульд весело рассмеялась:

— Нет, милый братец, теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Расскажи мне о Лейдре, Роскильде и о мире вокруг. Расскажи что-нибудь удивительное. О, пожалуйста!