Он направился вверх по коридору; его люди выстроились вокруг Локриджа и Аури.
— Мы правда дома? — выдохнула девушка, сжав руку американца.
— Да, ты дома, — ответил тот.
Как-то отвлеченно он удивился, что никакого гарнизона Хранителей не было выставлено у ворот, которые приобрели такое значение. «Что ж, — решил он, — у нее на это есть множество причин, в том числе и та, что ей нужно иметь в собственной эпохе как можно больше верных людей. Но прежде всего, я полагаю, она заботится о том, чтобы нельзя было догадаться о происходящих здесь событиях, на тот случай, если разведчики Патруля заберутся так далеко».
Они вышли из туннеля. Полуденное солнце стояло высоко над лесом, полным в разгар сезона красок и жизни. Стадо косуль, щипавших на лугу траву, бросилось бежать, вспугнув множество куропаток. Аури, с лицом, освещенным радостным восторгом, на минуту застыла, вознеся к небу руки и откинув назад копну распущенных волос. Перед отправлением она переоделась в простой наряд своего народа; Локридж обратил внимание, насколько поразительно зрелыми стали ее формы за время его отсутствия. Он пожалел, что у него не хватило духу попросить юбку, плащ и ожерелье вместо выданной ему зеленой униформы.
— И мы снова свободны, Рысь! — Девушка не могла удержаться и внезапно подпрыгнула с радостным криком.
«Ты — да. Может быть. Я надеюсь, — подумал Локридж. — А я? Не знаю».
Те два дня, что он провел во дворце, прежде чем отправиться сюда, с ним обращались достаточно хорошо. Он мог ходить, где хотел, при нем был лишь один охранник. Ему вполне вежливо посоветовали рассказать о происшедшем с ним, предложив наркотик, исключающий возможность лжи; он согласился и рассказал все как на духу, поскольку альтернативным вариантом вполне могло оказаться устройство для зондирования мозга. После этого Юрия вела с ним долгие беседы — без малейших признаков злости или раздражения. Ее позиция основывалась на том, что, во-первых, из-за своего происхождения и воспитания он не был готов к пониманию совершенно иной цивилизации; во-вторых, увиденное им не являлось характерным примером; в-третьих, трагедия есть неотъемлемая часть человеческой жизни, которой суждено реально воплотить свое величие; в-четвертых, нельзя отрицать, что злоупотребления имеют место, но они поправимы и при более мудром управлении будут исправлены.
Он ничего не отвечал на это, равно как и на проявление ее благосклонности. Она была ему слишком чужда. Как и все они.
Ху дал команду. Группа поднялась и полетела в сторону Лимфьорда.
Локридж думал о предстоящей встрече со Сторм. Сердце стучало у него в груди. Он не мог бы сказать, какое место в нем занимал страх, а какое — она сама.
Тем не менее судить его будет она, больше никто не смеет. Кроме сознания того, что он был ее избранником, ему не давали покоя эти загадочные слова из ее будущего.
Лес остался позади. Солнечные блики сверкали на воде залива, где стояла Авильдаро под сенью своей священной рощи. Видны были вышедшие в море рыбачьи лодки и женщины, занимавшиеся домашней работой рядом с хижинами. Но в северной стороне, простираясь на восток, расположились…
Аури пронзительно закричала. У Локриджа вырвалось ругательство.
— Ютоазы. Рысь, что случилось?
— Ради Бога, Хранитель, объясни! — задыхаясь выдавил из себя Локридж.
— Успокойтесь, — бросил Ху через плечо. — Это было запланировано. Все идет, как надо.
Локридж прищурился и стал считать. Сказать, что там собралось целое полчище людей Боевого Топора, было бы явным преувеличением. Он насчитал около дюжины колесниц, стоящих возле вигвамов своих владельцев-вождей. Воинов, в возбуждении следящих за приближением летучего отряда, собралось немногим более сотни человек. Кто-то мог быть на охоте, кто-то еще где-нибудь, но, безусловно, их было не так уж много.
Но зато с ними были их женщины — никто из женщин Оругарэй не носил грубошерстной кофты и юбки. Вокруг них шалили малыши; дети постарше присматривали за стадами коров и овец, табунами лошадей, — огромное количество скота паслось на лугах на пространстве в несколько миль от деревни.
Строились сараи из дерна.
Враг возвратился, чтобы остаться.
Почему, Сторм, почему?
Ху опустил их у Длинного Дома. Стоящие вокруг хижины закрывали собой раскинувшееся в стороне ютоазское стойбище. Площадь перед входом была безлюдна; там, где когда-то толкались, торговались, смеялись члены общины, все замерло. Даже далекие голоса едва нарушали эту залитую солнцем тишину.
Дом тоже претерпел изменения. Прежде под притолокой висел венок: зимой из дубовых листьев, летом — из остролиста. Теперь на его месте золотом и серебром сверкала эмблема — Лабрис на фоне солнечного диска. Два воина с гордым видом стояли на страже — в кожаных доспехах, разукрашенные, с плюмажами на шлемах; каждый был вооружен копьем, кинжалом, луком, и томагавком. Они отдали честь — так, как это было принято у Хранителей.
— Она там? — спросил Ху.
— Да, мой господин, — ответил старший по возрасту — коренастый рыжий ютоаз с расчесанной надвое бородой. На его щите был изображен волк.