Миры Пола Андерсона. Том 4

— Ага, — Руфус вскочил, зажав бутылку в кулаке. И продолжал по-английски, бросив на родном языке торговца лишь два слова: — Vipera es. Змей подколодный. Чернозадый. Ты мог… мог… сторговать Ханно… сторговать боссу эти ружья и…

Герейра потянулся к кольту. Сыновья вскочили и встали по обе стороны отца, хотя за ножи хвататься не спешили.

— Я не мог расторгнуть заключенную сделку. — Мягкая испанская речь не могла передать холодное самообладание торговца. — По обоюдному согласию — дело другое, но они отказались. Пострадала бы не только моя репутация, но и деловые интересы.

— Ну да, ваш брат завсегда готов продать белого человека, белую женщину, продать их за… за тридцать сребреников! Ваши деньги пахнут кровью!

Руфус плюнул Герейре под ноги. А тот отвечал с нарочитым спокойствием:

— Не будем говорить о крови. Я знаю, кем был мой отец. Я видел, как он рыдал, когда янки захватили нашу страну. А теперь я должен уступать им дорогу на улицах Санта-Фе. Священник говорит, что не следует впускать в свое сердце ненависть — но это не значит, что я обязан тревожиться о них.

Руфус, застонав, взмахнул культей. Крюк со свистом рассек воздух. Герейра едва-едва успел увернуться, выставив перед собой пистолет. Таррант вскочил и схватил Руфуса за руки, пока тот не рванулся вперед. Мальчишки вытащили ножи, но тут же вложили их в ножны.

— Уймись! — пропыхтел Таррант. — Сядь!

— Рядом с этим подонком не сяду! — прохрипел Руфус на латыни и стряхнул руку товарища. — А ты, Ханно, неужели ты забыл, как мы тогда спасли женщину в России? А ведь там был лишь один насильник! И он не стал бы вспарывать ей живот и не отдал бы своим самцам, вооруженным ножами и факелами…

Руфус заковылял прочь, по-прежнему изо всех сил сжимая горлышко бутылки. Остальные молча проводили его взглядами, потом Таррант обратился к Герейре:

— Пусть себе идет. Он скоро опомнится. Спасибо за твою сдержанность.

Но тон его был далек от сердечности.

6

За день Том Лэнгфорд дважды предпринимал короткие вылазки наружу. Увидев, что индейцы разбили лагерь, он торопливо вернулся в дом и задвинул засов. А под вечер сказал:

— Думаю, они попробуют атаковать ночью. А то чего ж им болтаться тут так долго? Потом опять двинут на рассвете, но вообще-то могут в любое время. Надо быть начеку. Ежели опять удастся выстоять, то им придется уйти. Индейцы не умеют держать осаду.

— Да не стоим мы того!

Билл Дэвис густо, сочно хохотнул.

— Los vecinos vendran indudablemente a ayudarnos…[38] Помощь придет, — вставил Карлос Падилья.

— Не знаю, скоро ли, да и придет ли вообще, — вздохнул Лэнгфорд. — Допустим, Боб таки прорвался, так все одно соседи нынче больно далеко друг от друга. Разве что кавалерийский эскадрон где поблизости встретится…

— Все мы в руках Господа, — провозгласила Сьюзи и улыбнулась мужу. — И в твоих тоже, дорогой, а это крепкие руки.

Эд Ли с невнятными стонами метался по кровати Лэнгфордов — воспалившаяся рана вызвала горячку. Разбуженные утренним набегом, не смежившие с той поры глаз и уставшие за день дети готовы были уснуть стоя.

На ужин была лишь холодная фасоль, хлеб и остатки молока. Дров осталось столько, что и упоминать не стоило, вода тоже подходила к концу. Лэнгфорд попросил жену произнести молитву перед едой, и никого не удивило, что Карлос перекрестился. Потом все, ужасно смущаясь, один за другим побывали за занавесочкой, которую Сьюзи натянула в углу. Там пряталось ведро общего пользования — Лэнгфорд опорожнял его во время своих вылазок. Оставалось надеяться, что до ухода индейцев никому не захочется воспользоваться ведром всерьез, а то в тесной комнатушке будет совсем не продохнуть. Нужник глинобитный, должен выстоять. Да если и нет — вокруг полно высокой травы, и участок велик. Участок, ради которого Лэнгфорд столько надрывался, откладывал каждую монетку, а теперь вынужден защищать его с оружием в руках.

Закат угас, сумерки вскоре перешли в ночь. На столе среди ружей горела одна-единственная свеча. Лэнгфорды и работники дежурили попарно: двое вели наблюдение, двое других отсыпались — один на полу, другой на кровати рядом с бедолагой Эдом. Клочок неба, видимый сквозь бойницу, был густо усыпан звездами, однако прерию все равно укрывала черно-серая мгла. Незадолго перед рассветом взошел месяц, но его узенький серпик почти не помогал обзору, хоть и разогнал чуть-чуть окружающий холод и одиночество.

Тишину нарушил шепот Сьюзи.

— Том! — подала она голос со своего поста в другом конце комнаты.

— А? — Он позволил себе быстро глянуть в ее сторону. В призрачном свете не были заметны ни грязь, ни усталость, ни ввалившиеся глаза и запавшие щеки. Она снова была той девчушкой, от крыльца которой он летел домой как на крыльях. — Том, а если… если они ворвутся, а ты сумеешь… — Ей пришлось перевести дух. — Ты меня застрелишь? Чтобы они не успели…

— О Боже, нет!..

Лэнгфорда захлестнуло таким ужасом, что он задохнулся.

— Ну пожалуйста! Я благословляю тебя на это.

— Милая, ты же можешь остаться в живых. Они продают пленников нашим.