Конечно, тем мужчиной был мой отец. В его руках была моя жизнь, которую он формировал при помощи ножа.
Я видел и более приятные сны: получение Нобелевской премии в области медицины (я терялся и не знал, что сказать во время вручения); страстные занятия любовью с моей женой, которые иногда становились реальностью; игра в баскетбол с моими детьми, которые во сне ещё не выросли.
Но у прота был только один хороший сон, который соответствовал его необычайно счастливой жизни в прекрасном мире, где никто не должен работать, еда в изобилии, а жизнь всегда весела, гармонична и интересна. Интересно, этот сон преследовал его с самого начала?
Складывая хрустящие пахучие листья в пакет, я вспоминал предыдущее «путешествие» прота на Землю и моё случайное обнаружение Роберта, без которого мы вряд ли бы узнали его настоящее прошлое. Внезапно мне вспомнилось, как я просил загипнотизированного прота рассказать самое раннее из того, что он может вспомнить. Он тогда без промедления ответил, что находился на похоронах отца вместе с Робертом. Теперь же прот утверждает, что может вспомнить период, когда находился в утробе. Может ли это послужить ключом, противоречием в его истории, которое я искал?
Карен сказала, что ланч готов. Вчерашний вечер был её прощальным ужином, и почти каждый рассказывал историю про её карьеру медсестры в одной из лучших психиатрических больниц Коннектикута. Например, её коллега рассказал, как Карен пропустила ланч, и он обнаружил её доедающий остатки ланча одного из пациентов, который потом пожаловался, что не успел поесть.
Конечно, не обошлось без подарков, включая
И хотя технически Карен ещё должна вернуться в госпиталь до конца года, чтобы забрать свой последний чек и довести начатые дела до конца, сегодня был её первый официальный день на пенсии, и она провела большую часть утра за приготовлением сытного супа, разминая хлеб на закваске, готовя красивый салат и выпекая яблочный пирог на десерт. Большая разница по сравнению с моим обычным рационом из сыра и крекеров.
Вторая половина дня прошла в обсуждениях семейных вопросов и туристических планов. Единственным препятствием для переезда на постоянное проживание в деревню был дом, в котором я вырос вместе с Карен прямо за соседней дверью. Я вспоминал, как она выходила поиграть: зубки блестели, носик покрыт веснушками, волосы блестят на солнце. Я напомнил ей, что не хочу утратить этих прекрасных воспоминаний.
— Не глупи, — ответила Карен. — Мы оставим дом кому-то из детей. Почему бы тебе не предложить его Фрэду?
Я что-то пробормотал и начал засыпать.
— Тебе лучше отложить свой жёлтый блокнот как можно быстрее, — напомнила она. — Прежде, чем ты начнёшь засыпать на собраниях!
Я не стал говорить, что такое уже случалось. Но я, по крайней мере, не засыпаю на терапии с пациентами.
На этот раз еженедельное собрание по понедельникам было очень оживлённым. Коллеги выражали восторг по поводу резкой перемены в Милтоне, который безуспешно лечился у нас многие годы. Теперь же он находился в первом отделении и ждал разрешения на выписку, предвкушая жизнь за стенами института, какой бы она ни была. Мы ожидали, что подобное будет происходить со всеми нашими пациентами, но, к сожалению, выписка была редкостью.
Успех с Милтоном привёл ещё к большему давлению на меня со стороны коллег. Они ожидали, что я попрошу прота поговорить с другими пациентами, особенно с теми, чьё состояние осталось без изменений: Линус, Альберт, Алиса и Офелия. И, конечно, Фрэнки. Каждый на собрании хотел предоставить им новый кредит доверия, если они воспользуются новым шансом, как Милтон и другие до него, включая даже парочку бывших психопатов.
И я задумался, должен ли я просить прота проводить больше времени с этими несчастными созданиями? Не приведёт ли это к дополнительным рискам для моего собственного пациента, Роберта? Здесь мы встречались со старой этической дилеммой: стоит ли приносить в жертву жизнь одного человека ради жизней других? Тогда я не знал ответа на этот вопрос, как не знаю его и сейчас.
Но одно я знал точно: на этот раз прот будет держаться подальше от психопатов, и я об этом позабочусь. Не хочу, чтобы кто-нибудь вроде Шарлотты, убившей и кастрировавшей как минимум семь молодых мужчин, воспользовался его открытостью и великодушием. Даже если проту не нужны его гениталии, я не хочу, чтобы он их лишился от рук психопатки.
— Один, дватри… — проговорил прот, прежде чем погрузиться в привычное состояние транса. Я не произнёс ни слова.