Миры Рэя Брэдбери. Том 6. Электрическое тело пою! К — значит космос

— Каких-то три сотенки ярдов. Совсем ведь немного, а? Городишко у нас в ширину ярдов сто, стало быть, еще двести. Двести ярдов от супершоссе. От тех, кому могут понадобиться болты, гайки или, допустим, краска. Двести ярдов от шутников, которым удалось подстрелить в горах оленя или, на худой конец, бродячего кота и которые нуждаются в услугах единственного первоклассного набивщика чучел на всем побережье. Двести ярдов от дамочек, которым приспичило купить аспирин… — Он показал глазами на аптеку. — Сделать укладку… — Посмотрел на полосатый столбик у дверей парикмахерской. — Освежиться клубничным глясе… — Кивнул в сторону лавочки мороженщика. — Да что перечислять…

Молча они докончили перечень, скользя взглядом по магазинчикам, лавкам, киоскам.

— Может, еще не поздно?

— Не поздно, Чарли? Да черт тебя побери! Бетон уложен, схватился и затвердел. На рассвете снимут с обоих концов ограждение. Может, сам губернатор ленточку перережет. А потом… В первую неделю, пожалуй, кто-нибудь и вспомнит Оук Лейн. Во вторую уже не очень. А через месяц? Через месяц мы для них будем мазком старой краски справа, если давишь железку на север, или слева, если на юг. Вон Оук Лейн, припоминаешь? Город-призрак… Фюить! И нету…

Чарли выждал — сердце отмерило два-три удара — и спросил:

— Фред! А что ты собираешься делать дальше?

— Побуду здесь еще немножко. Набью десяток птичьих чучел для наших, местных. А потом заведу свою консервную банку, выведу ее на новое супершоссе и помчусь. Куда? Да никуда. Куда-нибудь. И прости-прощай, Чарли Мур…

— Спокойной ночи, Фред. Надеюсь, тебе удастся заснуть.

— Что-о? И пропустить Новый год в середине июля?.. Чарли пошел своей дорогой, и голос за ним затих.

Добрался до парикмахерской, где за зеркальной витриной возлежали в трех креслах три клиента, и над ними склонились три усердных мастера.

Машины, пробегающие по шоссе, бросали на витрину яркие блики. Будто между парикмахерским салоном и Чарли плыл поток гигантских светляков.

Чарли вошел в салон, и все обернулись к нему.

— Есть у кого-нибудь какие-нибудь идеи?..

— Прогресс, Чарли, — ответил Фрэнк Мариано, продолжая орудовать гребенкой и ножницами, — это идея, которую не остановишь другой идеей. Давайте выдернем этот городишко со всеми потрохами, перенесем и вроем у новой трассы…

— В прошлом году мы прикидывали, во что бы это обошлось. Четыре десятка лавок — в среднем по три тысячи долларов, чтобы перетащить их всего-то на триста ярдов.

— И накрылся наш гениальный план, — пробормотал кто-то сквозь горячий компресс, задавленный мокрой тряпкой и неотразимостью фактов.

— Один хорошенький ураган — и переедем бесплатно…

Все тихо рассмеялись.

— Надо бы нам сегодня отпраздновать, — заявил человек из-под компресса. Он сел прямо и оказался Хэнком Саммерсом, бакалейщиком. — Выпьем по маленькой и погадаем, куда-то нас занесет ровно через год…

— Мы плохо боролись, — возвестил Чарли. — Когда все начиналось, нам бы навалиться всем миром…

— Какого дьявола! — Фрэнк вырвал у клиента волос, торчавший из большого уха. — Если уж времена меняются, то дня не проходит, чтоб кого-то не зацепило. В этом месяце, в этом году пришел наш черед. В следующий раз нам самим что-нибудь понадобится, и плохо придется кому-то другому. И все во имя Великого Принципа Давай-Давай… Слушай, Чарли, организуй отряд добровольцев. Поставьте на новом шоссе мины. Только поосторожнее. А то будешь пересекать проезжую часть, чтоб заложить взрывчатку, и запросто угодишь под транзитный грузовик с навозом.

Опять все рассмеялись, но быстро смолкли.

— Посмотрите, — сказал Хэнк Саммерс, и все посмотрели. Он говорил, обращаясь к своему засиженному мухами отражению в стареньком зеркале, как бы пытаясь всучить зазеркальному близнецу половинчатую свою логику. — Прожили мы тут тридцать лет, и вы, и я, все мы. А ведь не помрем, если придется сняться. Глубоких-то корешков мы, помилуй Бог, не пустили. И вот выпускной вечер. Школа трудностей выбрасывает нас под зад коленом безо всяких там «извините, пожалуйста» и «что вы, что вы, не стоит». Ну что ж, я готов. А ты, Чарли?

— Я хоть сейчас, — сообщил Фрэнк Мариано. — В понедельник в шесть утра загружаю свою парикмахерскую в прицеп — и вдогонку за клиентами со скоростью девяносто миль в час!..

Вновь раздался смех, только теперь это было похоже на последний смех дня. Чарли не задумываясь решительно повернулся и вновь очутился на улице.

А магазины все еще торговали, и огни горели, и двери были раскрыты настежь, будто хозяевам до смерти не хотелось домой, по крайней мере пока течет мимо река людей, металла и света, пока они движутся, мелькают, шумят привычным потоком, и кажется невероятным, что на этой реке вот-вот настанет сухой сезон… Чарли тянул время, переходя от лавки к лавке.