Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

— Мне очень жаль, Морин, — сказал он, — но в Конституции записано, что у отца невесты никаких прав нет. Он только оплачивает счета да ведет дочь к алтарю. А если он начнет предъявлять права, его посадят под замок.

Ты говорила матери, почему хочешь уехать дневным поездом?

— Да, сэр.

— А она что?

— Она говорит, что все было рассчитано на то, что Смиты приедут в 10:42 — это как раз подходило для свадьбы в четыре часа, а на полдень мы не успевали. Я говорю: «Да ведь Смиты уже приехали, мама». А она мне — что слишком поздно все менять. А я: «Почему это? И почему со мной не посоветовались?» А она мне: «Стой спокойно и не дергайся. Надо переколоть булавку». Отец, это ужасно. Со мной обращаются, как с призовой коровой, которую показывают на ярмарке. И прислушиваются ко мне не больше, чем к той корове.

— Морин, но, возможно, менять что-то в самом деле уже поздно.

Согласен, твое мнение следует учитывать. Но до свадьбы остается меньше двух суток, а уж если Адель упрется, уговаривать ее бесполезно. Мне хотелось бы тебе помочь, но она и меня не послушает. — У отца был такой же несчастный вид, как и у меня. — Стисни зубы и перетерпи как-нибудь. Когда брат Тимберли скажет: «Объявляю вас мужем и женой», тебе уже не надо будет слушать никого, кроме Брайана. А ему ты, как я погляжу, уже продела в нос кольцо, так что это будет не слишком трудно.

— Не думаю, что я продела ему в нос кольцо.

Преподобному Тимберли сказали заранее, чтобы он строго придерживался методистской епископальной службы, без всяких новомодных штучек, и что обручальное кольцо будет только одно. Но этот болван пропустил мимо ушей и то и другое. Венчальную службу он превратил в какой-то пышный ритуал, похожий, должно быть, на те, которые наблюдал у себя в ложе (он был одно время Великим Канцлером у «Рыцарей и Лордов Высокой Горы»). На репетиции ничего похожего не было — я не узнавала вопросов и не представляла, как на них отвечать. Да еще он обратился к нам с поучением, которое было ни к чему и не входило в церемонию венчания.

Обряду не было конца, у меня разболелись ноги (не заказывайте туфли по почте), и корсет меня душил. (Я никогда его раньше не носила, но мать настояла.) Язык чесался сказать брату Тимберли, чтобы он читал по книге и прекратил импровизировать (до поезда оставалось все меньше и меньше времени). Тут он предложил нам обменяться кольцами, и выяснилось, что кольцо-то одно.

Брат Тимберли собрался было начать все сызнова, но тут жених, которому вообще-то полагалось говорить только «Да», сказал ему шепотом, слышным не далее чем за сотню ярдов:

— Ваше преподобие, перестаньте толочь воду в ступе и смотрите в книгу — не то я вам медного цента не заплачу.

Пастор хотел было запротестовать, но посмотрел на Брайана и сказал:

— Властью-данной-мне-суверенным-штатом-Миссури объявляю вас мужем и женой! — И тем, думается мне, спас свою жизнь.

Брайан поцеловал меня, мы пошли к выходу, и я запуталась в шлейфе.

Шлейф несла Бет и должна была повернуть с ним налево.

Она не виновата — это я свернула не туда.

— Брайни, ты не захватил кусок свадебного торта?

— Не успел.

— И я тоже. Вспомнила вдруг, что с самого завтрака ничего не ела — и почти не завтракала. Давай пойдем в вагон-ресторан.

— Ладно, сейчас спрошу. — Брайни вышел и вскоре вернулся. — Я узнал, где он.

— Ну и где же — впереди или сзади?

— Сзади, самую чуточку. Его отцепили в Джоплине.

Так что наш свадебный ужин состоял из двух засохших бутербродов с ветчиной, купленных у разносчика, и бутылки содовой на двоих.

Часов в одиннадцать мы добрались наконец до отеля «Льюис и Кларк», где Брайни заказал номер. Извозчик, похоже, и слыхом не слыхивал о такой гостинице, но готов был разыскивать ее, пока лошадь везет. С вокзала он повернул не в ту сторону, а когда Брайни сказал ему об этом, стал спорить, довольно дерзко. Брайни сказал:

— Возвращайтесь на вокзал: мы возьмем другого извозчика.

Ультиматум помог, и мы приехали куда надо.

Как и следовало ожидать, ночной портье тоже слыхом не слыхал о заказе Брайни. Но Брайан никому не позволял над собой измываться и стесняться не стал.

— Я заказал номер три недели назад по почте, — сказал он, — и перевел вам деньги. Вот квитанция, а вот письмо с подтверждением от вашего управляющего. Разбудите его, и прекратим этот глупый спор. — Он сунул письмо под нос портье. Тот посмотрел:

— Ах, так вы тот мистер Смит? Номер для новобрачных? Что же вы сразу не сказали?

— Сказал — десять минут назад.

— Прошу извинить, сэр. Носильщик!

Через двадцать минут я уже нежилась в горячей ванне с мылом — точно как в Чикаго шесть лет назад. Я чуть не заснула там, но вспомнила, что моему мужу тоже нужна ванна, и встрепенулась.

— Брайни, налить тебе ванну?

Ответа не было. Я наскоро вытерлась и обмоталась полотенцем, приняв скандальный и, как я надеялась, соблазнительный вид.

Мой галантный рыцарь спал прямо в одежде, лежа поперек кровати. У самой двери стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского во льду.

Я достала свою ночную рубашку — непорочной белизны и надушенную (матушкину свадебную), и пушистые домашние туфли.