Миры Роберта Хайнлайна. Книга 21

— Я тоже убедилась в этом. Но ты, Морин, меня поражаешь. Я тебя знаю уже лет десять. Когда мы еще жили на Саут-Бентон и все ходили в Линвудскую церковь, мы с Джастином говорили о вас, как о возможных партнерах. И я сказала, что в глазах у Брайана есть нечто, внушающее надежду, но способа пробить твою броню я не вижу. Истинная леди, прямо из «Еженедельника Годи для дам». А поскольку такого рода семейные игры всегда обговариваются сначала между женами, мы просто внесли вас в список пропащих.

Я с усмешкой расстегивала свои крючки и пуговицы.

— Милая Элеанор, я рассталась с невинностью в четырнадцать лет и с тех пор все никак не уймусь. Брайан это знает и понимает меня и любит такой, какая есть.

— Прекрасно! А я, голубка, отдала свою вишенку в двадцать мужчине вчетверо старше себя.

— Стало быть, не Джастину.

— О Боже, конечно, нет. — Она переступила свои штанишки и осталась в чулках и домашних туфельках. — Я готова.

— Я тоже. — Я не могла оторвать от нее глаз и жалела, что Брайни не побрил и меня — она была гладенькая, как апельсин. Как будет любить ее Брайни — беленькую, высокую, точеную!

Через несколько минут Джастин уложил меня на персидский ковер перед огнем в их гостиной, а Элеанор с моим мужем устроились рядом. Она повернула ко мне голову, улыбнулась, взяла меня за руку, и я приняла ее мужа, а она — моего.

В светских салонах Бундока за «Стимулятором» и «Собеседником» часто спорят об идеальном количестве участников для полигамной любви. Одни предпочитают трио всех четырех видов или один из четырех, другие ставят на большие компании, третьи заявляют, что любое почетное число хорошо, а четное не подходит. Я лично продолжаю считать, что с двумя семейными парами, где все любят друг друга, ничто сравниться не может. Ничего не имею против других вариантов — они все мне нравятся. Просто тот, который я назвала, нравится мне больше всех, и уже много лет.

Попозже Брайан позвонил отцу и сказал, что на улицах гололедица — не подежурит ли дедушка одну ночь в зверинце?

— Почему у тебя такой отсутствующий взгляд? — спросил Брайан, глядя на меня сверху.

— Думала о твоей любимой девушке.

— Моя любимая девушка — ты.

— О любимой блондинке. Об Элеанор.

— А, само собой.

— И о твоей любимой старшей дочке.

— В этой фразе есть какое-то противоречие. Любимая старшая дочка.

Старшая любимая дочка. Полагаю, что и то и другое относится к Нэнси. Ну и что же?

— То, о чем не напишешь в письме. Нэнси сделала это.

— Что сделала? Если речь про того прыщавого парня, то ты, помнится, пришла к выводу, что это произошло еще год назад. Сколько же раз она может прощаться с девственностью?

— Брайни, Нэнси решила мне открыться, потому что испугалась. А прыщавый мальчишка больше не показывается к нам, потому что не остановился, когда у него порвалась резинка. Вот девочка и сказала все маме. Я промыла ее, мы вместе проверили ее календарь, а через три дня у нее началось, и она перестала бояться. Но мы наконец-то поговорили по-женски. Я прочла ей ускоренный курс дедушки Айры, используя в качестве наглядных пособий гравюры Форберга — слушай, у тебя там точно кость.

— А ты что думала? Рассказываешь мне о похождениях Нэнси, и полагаешь, что я сохраню мягкость? Пусть Нэнси мне verboten <запрещено (нем.)>, но мечтать-то я хотя бы могу? Если тебе можно мечтать о своем отце, то мне можно мечтать о своей дочке. Переходи к хорошим новостям, голубка.

— Мерзавец этакий. Развратник. Брайни, не искушай Нэнси, если не имеешь серьезных намерений, иначе она тут же переключится на тебя: она сейчас в неустойчивом состоянии. Теперь хорошие новости. Как мы с тобой и договорились, я рассказала Нэнси о Фонде Говарда, пообещав, что ты тоже с ней поговоришь, как приедешь, и позвонила судье Сперлингу. Он направил меня к одному адвокату у нас в городе, к мистеру Артуру Дж. Чепмену. Ты его знаешь?

— Слышал о нем. Оказывает услуги корпорациям, в суде не бывает. Очень дорогой.

— И один из попечителей Фонда Говарда.

— Я так и понял. Интересно.

— Я зашла к нему, представилась, и он дал мне список для Нэнси. По нашему району: графство Джексон и Клей и графство Джонсон в Канзасе.

— Хорошая охота?

— Ничего себе. В списке значится Джонатан Сперлинг Везерел, сын твоей любимой блондинки.

— Да будь я краснозадым бабуином!

— Значит, Айра думает, что этот хлыщ — побочный отпрыск его брата? спросил Брайан немного позже.

— Да, и ты тоже так подумаешь, когда увидишь его. Дорогой, мы с ним так похожи друг на друга, что можно поклясться, будто мы брат и сестра.

— И у тебя по его поводу печет в одном месте.

— Мягко говоря. Прости меня, дорогой.

— За что прощать? Если бы ты так спокойно относилась к сексу, что не смотрела бы ни на кого, кроме своего бедного, старого, усталого, потрепанного мужа… Ой! — (Я его ущипнула)» — С тобой и наполовину не было бы так здорово в постели. А так вы очень живая женщина, миссис Финкельштейн. Я предпочитаю вас такой, какая вы есть, и в хорошем, и в плохом.

— Может, свидетельство мне выпишешь?