Миры Роджера Желязны. Том 17

— Полагаю, я вправе говорить за моего отсутствующего друга архангела Михаила, — сказал Мефистофель. — Он бы, несомненно, подтвердил мои слова: вы недооцениваете разумность добрых духов — они вполне способны оправдать убийство, совершенное с благой целью. Добро сознает, что иногда убийство — способ уберечься от куда худших бед. Разумеется, силы Света, как правило, резко осуждают насилие; в этом пункте мы солидарны с ними, ибо силам Добра и силам Зла равно присуща способность здраво оценивать и судить каждый отдельный случай. Вообще-то все духи, без исключения, не слишком переживают из-за насилия — будучи бессмертными, мы на все смотрим с точки зрения вечности, а что такое убийство, коль скоро с точки зрения вечности человек и так живет мгновение! Но мы ведаем, насколько длительность этого мгновения важна для человека и сколько философии наверчено людьми вокруг насильственной смерти, поэтому возможность убийства включена в регламент Турнира. Добавлю от себя: в факте убийства имеет значение не поступок, а мотив, в нем вся загвоздка, ибо средство может быть оправдано Целью, последствиями.

— Но откуда мне знать последствия? Разве я могу предсказать, как именно скажется на будущем смерть Дандоло?

— Перед вами достаточно заурядная проблема, которая терзала бесчисленное множество людей. Когда возникает вопрос, следует ли применять насилие, решимость наталкивается на сомнения: а все ли «за» или «против» учтены? Но от решения не уйти — в этом вопросе силы Зла и Добра солидарны.

— Однако случись мне ошибиться, судить меня будут по всей строгости!

— Вас будет судить Ананке, богиня Необходимости, которой подсудны мы все. Итак, выбор за вами. Именно в этом заключается роль Фауста в нашем Турнире.

— Ну, если вы настаиваете… Перечислите, кого мне предлагается укокошить?

— Энрико Дандоло, венецианского дожа. И только в том случае, если вы решите, что обстоятельства вынуждают вас к этому.

— А тот второй… как вы его назвали — Алексей?

— Алексей — претендент на константинопольский трон.

— Напомните мне и третий вариант.

— Спасти от уничтожения икону св. Василия, божественного покровителя Константинополя. Доктор Фауст, будьте добры быть повнимательней, соберитесь! Ведь вы же знамениты своей феноменальной памятью!

— Увы, она дает сбои с похмелья, — пробормотал Мак. — Еще один вопросец: а на кой ляд армия крестоносцев оказалась под христианским городом Константинополем?

Брови Мефистофеля удивленно поползли вверх.

— Я полагал, что столь просвещенный муж, как вы, осведомлен во всех подробностях о значительном историческом событии, которое произошло всего несколько веков назад. Поражен вашим невежеством… или вы меня разыгрываете? Бросьте! Сейчас в разгаре Четвертый крестовый поход — и вы об этом прекрасно знаете. Ладно, сориентируетесь в ситуации без моей помощи. Уверен, что вы изберете наилучший способ действий.

— Попытаюсь. — Маку оставалось лишь соглашаться.

— Уж вы постарайтесь! — сказал Мефистофель. — Помните: мы вас наняли для выполнения ряда задач. Если вы не справитесь с заданием в отведенное вам время, то сорвете Турнир, и тогда пеняйте на себя: вас ждут большие неприятности.

— А именно? — поинтересовался Мак, который впервые услышал про возможность не только наград, но и «неприятностей».

— Вечные адские мучения на дне бездонной пропасти ужаса, где вас будут убивать самыми зверскими способами и потом воскрешать, чтобы вновь резать на куски — и так нескончаемое число раз — не до скончания вечности, а до того, как мы придумаем вам казнь еще похуже. Короче, у вас на все про все двадцать четыре часа, за сутки обязаны справиться. Адью.

И с этими словами Мефистофель отделился от земли и был таков, мгновенно растворившись в небесных просторах, залитых солнечным светом.

Глава 2

Мак еще какое-то время постоял в овраге, переваривая сказанное чертом, но надо было браться за дело, и он решительно отправился в путь.