Миры Роджера Желязны. Том 18

— Думаю, — сказал Михаил. — Хотя теоретически она превыше Добра и Зла и безразлична к обоим, я рад узнать, что она в колодец нравственности не плюнет.

— Я предлагаю сделку, — повторил Аззи.

— Хочешь, чтобы я поддержал тебя против Ананке?

— Именно так.

— Ты меня удивляешь. Зачем мне с тобой договариваться? Ананке сняла твою безнравственную пьесу. Этого я и добивался!

— Мне кажется, или я слышу отзвук личной досады? — спросил Аззи.

Михаил улыбнулся:

— Может быть, отчасти. Ты и впрямь порядком утомил меня своими проделками. Однако с твоей пьесой я боролся не из личных чувств. Просто мне выгоднее, чтобы эта подстрекательская вещица поставлена не была.

— Может, тебе все и кажется забавным, — промолвил Аззи, — но дело куда серьезнее, чем ты полагаешь.

— Серьезнее для кого?

— Для тебя, конечно.

— То есть как? Она вынесла решение в нашу пользу.

— Плохо уже то, что она вообще вмешивается. Михаил выпрямился.

— Почему?

— С каких это пор Ананке сует нос в нашу повседневную борьбу, твою и мою, между Светом и Тьмой?

— Да, действительно, это первый раз, когда она вмешивается напрямую, — согласился Михаил. — К чему ты клонишь?

— Признаешь ты Ананке своей правительницей? — спросил Аззи.

— Разумеется, нет. Вопросы Добра и Зла не в ее ведении. Она должна устанавливать пример, а не диктовать правила.

— Но она диктует, — сказал Аззи, — запрещает мою пьесу.

Михаил улыбнулся:

— Мне, право, смешно.

— Ты бы не смеялся, если б сняли твою постановку.

Улыбка сошла с архангельского лица.

— Но это не так.

— Сейчас, да. Но если ты примешь как прецедент, что Ананке устанавливает законы для Зла, что ты возразишь, если она начнет предписывать Добру?

Михаил нахмурился, встал и быстро заходил по кабинету. Остановился, повернулся к Аззи:

— Ты прав. Запретив твою пьесу, она, конечно, оказала услугу нам, твоим противникам, но тем не менее переступила через правящий нами всеми закон. Как она посмела?

Тут в дверь позвонили. Михаил нетерпеливо махнул рукой, дверь отворилась.

— Бабриэль! Очень кстати! Я как раз собирался за тобой послать!

— Я к вам с сообщением, — сказал Бабриэль.

— Это подождет, — отвечал Михаил. — Я только что узнал, что Ананке, так сказать, охотится на нашей территории. Мне надо срочно поговорить с Гавриилом и остальными.

— Да, сэр. Они как раз послали меня за вами.

— Неужели?

— Да, с этим я, собственно, и пришел.

— Вот как? А что им нужно?

— Они не сказали, сэр.

— Ладно. Жди здесь, — бросил Михаил.

— Это вы мне? — спросил Бабриэль.

— Вам обоим.

И архангел стремительно вышел из комнаты.

Вскоре Михаил вернулся. Он был мрачен и избегал смотреть Аззи в глаза.

— Боюсь, мне не позволят вмешаться в это дело с Ананке.

— А как же то, что я сказал? О возможном посягательстве на твои права?

— Боюсь, речь идет о более серьезных вещах.

— О каких же?

— О сохранении космоса, — отвечал Михаил. — Он висит на волоске. Так мне сказали в Совете Высших.

— Михаил, решается вопрос о свободе, — настаивал Аззи. — Свободе Добра и Зла следовать велениям собственного рассудка, сообразуясь лишь с естественным законом, не с произволом Ананке.

— Мне тоже это не по душе, — кивнул Михаил. — Но деваться некуда. Отмени свою пьесу, Аззи. Ты разбит наголову. Сомневаюсь, чтобы твой собственный Совет Неправедных за тебя вступился.

— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал Аззи и пулей вылетел из комнаты.

Глава 3

Аззи вернулся в Венецию и застал паломников еще в гостинице. Родриго и Крессильда сидели рядышком в углу; хотя они и не разговаривали, остальная публика была явно не их круга. Корнглоу и Леонора по обыкновению никого не замечали. Киска и Квентин плели на пальцах «колыбель для кошки». Мать Иоанна вязала. Сэр Оливер наводил последний глянец на украшенную самоцветами рукоять парадного меча, того самого, что собирался надеть на торжество.

Аззи начал резко:

— Боюсь, у нас небольшие неприятности. Пьесу запретили. Тем не менее я благодарен вам за труды. Все вы справились со своими подсвечниками как нельзя лучше.

Сэр Оливер сказал:

— Антонио, что случилось? Исполнятся наши желания или нет? Я приготовил благодарственную речь. Пора начинать.

Остальные согласно загудели. Аззи жестом попросил тишины.

— Не знаю, как вам объяснить, но из высочайшего возможного источника пришло указание снять постановку. Церемонии с золотыми подсвечниками не будет.

— А что стряслось? — спросила мать Иоанна.

— Похоже, мы нарушили какой-то дурацкий старый естественный закон.

Игуменья удивилась:

— И только-то? Но ведь люди постоянно нарушают естественные законы.

— Обычно это не имеет значения, — кивнул Аззи. — Однако, боюсь, сейчас мы влипли. Мне сказали, что я перестарался с чудесными конями.

— Без сомнения, это можно уладить позже, — небрежно бросил сэр Оливер. — Теперь же нам не терпится начать.

— Мне бы очень этого хотелось, — сказал Аззи, — но, увы, это невозможно. Аретино обойдет вас и соберет подсвечники.

Аретино нехотя обошел паломников, которые с явным неудовольствием отдали подсвечники.

— Надо немедленно выбираться отсюда, — продолжил Аззи. — Венеция обречена. Уходим сейчас же.