— Если вы врач, — прервал меня он, — неужели не видите, что я не болен?
— Как я вообще могу что-либо увидеть, если вы блокируете меня своими дурацкими «НЕ ВМЕШИВАЙСЯ!»? — закричала я. Да, я закричала. Мое терпение и в самом деле было позой, которая вдруг рассыпалась в прах. Но я увидела, что наконец проняла Соде, и продолжила: — Вы выглядите больным, ведете себя как больной. Два сломанных ребра, температура, отсутствие аппетита, приступы плача — это что, хорошее здоровье? Если вы не больны, докажите мне это! Позвольте мне увидеть, что у вас внутри, каковы вы на самом деле!
— Я все равно проиграю. — Соде посмотрел в чашку, усмехнулся и пожал плечами. — Почему я вообще с вами разговариваю? Вы
Я ушла из комнаты скопирования. Ужасно, как иногда умеют задеть за живое некоторые пациенты. Проблема в том, что я привыкла к детям, чья реакция абсолютна, как у животных, которые, испытывая страх, замирают, ощетиниваются или кусаются. Но с этим человеком, который старше и умнее меня, сначала наладились контакт и доверие, а потом последовал удар. А это гораздо больнее.
Мне даже неприятно все это писать. Снова больно. Но полезно. Теперь я гораздо лучше понимаю многие вещи, которые говорил Соде. Думаю, я не стану показывать записи док. Нэйдс, пока не установлю точный диагноз. Если в том, что Ф.С. говорил насчет ареста или подозрения в неприязни есть хоть доля правды (
…
Идиотка! Вот почему Нэйдс дала мне книгу Де Кама. Конечно, она знает. Как заведующая отделением она имеет доступ к досье ТРТУ на Ф.С. Она намеренно дала мне это дело.
И в самом деле, случай весьма поучительный.
Сегодняшний сеанс: Ф.С. все еще злой и угрюмый. Намеренно представлял сцены секса. Это было воспоминание, но, когда женщина под Соде стала размеренно двигаться, он внезапно нацепил на нее карикатуру моего лица. Эффектный трюк. Сомневаюсь, что такое могла бы сделать женщина: женские воспоминания о сексе обычно более затуманенные и возвышенные, и партнеры в таких воспоминаниях не превращаются в жутких кукол с перемещаемыми головами. Через некоторое время Соде устал от устроенного представления (
— И что вы узнали? — саркастически осведомился Соде, когда я окончила сеанс.
Я просвистела часть мелодии.
Ф.С. выглядел испуганным.
— Красивая мелодия, — сказала я, — никогда раньше ее не слышала. Если это сочинили вы, я больше не стану ее насвистывать.
— Это из одного квартета, — проговорил Соде, к которому вернулось ослиное выражение беззащитности и терпения. — Мне нравится классическая музыка. А вы…
— Я видела девушку, — сказала я. — С моим лицом. И знаете, что я хочу увидеть теперь?
Он покачал головой. Мрачно и виновато.
— Ваше детство.
Это удивило его.
— Хорошо, — кивнул он через некоторое время. — Вы получите мое детство. Почему бы нет? Вы ведь все равно любыми путями получите то, что хотите. Послушайте. Вы ведь все записываете, да? Могу я просмотреть запись? Я хочу видеть то, что видите вы.
— Пожалуйста, — ответила я. — Но вы поймете гораздо меньше, чем думаете. Я училась вести наблюдения целых восемь лет. Вы начнете с собственных записей. Я несколько месяцев рассматривала свои, прежде чем смогла что-либо разобрать.
Я посадила Соде на свое место, надела на него наушники и прокрутила последние 30 секунд.
После просмотра он стал задумчивым и вежливым.
— А что означало движение бегущих вверх и вниз линий, фона — вы это так называете?