— Не знаю. По-моему, мы каких-то солдат там видели, но я не знаю названий тех мест. А может, мы их видели, когда проходили сосновым лесом? Или мимо вулканов? Впрочем, возможно, это вовсе и не были солдаты Кондора, может, кто-то из местных. Понимаешь, мы ведь на эту дорогу выбрались по чистой случайности; мы тут целый месяц скитались, ели коренья и ягоды, потому-то мы и худые такие. Я даже и сказать толком не могу, в каких местах мы побывали! — И дальше я продолжала в том же духе, чтобы они не вздумали брать меня с собой в качестве проводника.
Когда же они спросили, кто такая Эзирью, я снова солгала не моргнув глазом. Эзирью все время по мере возможности старалась не попадаться им на глаза; она была просто в ужасе от присутствия этих незнакомых мужчин. Я сказала:
— Она ушла от своего мужа и вынуждена была убежать из дому. Как и я. — А потом прибавила: — Вы ведь знаете, люди Кондора беглых жен убивают. А если обнаружат их в обществе мужчин, то и этих мужчин убивают тоже.
Это была моя самая лучшая выдумка, потому что так дела обстояли и вправду. Это-то все и решило. Наутро Воители из Долины двинулись своей дорогой к Столице Кондора, предоставив нам продолжать путь на юго-запад. Когда мы расставались, я сказала им:
— Идите осторожно и будьте очень внимательны, люди Долины! — А юноше из моего Дома я сказала: — Братец, когда будешь в пустыне, вспомни о бегущих ручьях. И в темном доме вспомни о священном сосуде из синей глины. — Эти слова, которые когда-то сказала мне Старая Пещера, были единственным, что я могла ему дать. Может, они и пригодились ему когда-нибудь, как уже пригодились мне.
Я не знаю, что стало с этими людьми после того, как мы с ними расстались на холмах Локлатсо.
После Локлатсо мы шли уже по таким местам, которые не слишком подверглись вредному влиянию Столицы Кондора. Когда, много лет назад, я проезжала здесь с отцом и его солдатами, мы вынуждены были держаться подальше от человеческого жилья и скрывались как койоты. На этот раз я путешествовала как человек. В каждом городе и в каждой деревушке, куда бы мы ни приходили, с нами непременно затевали беседу. Я все-таки очень плохо знала ТОК, а многие здешние жители знали только свой собственный язык, однако мы научились с помощью знаков и жестов объяснять все самое необходимое, ну а гостеприимство ведь само в Реке плавает, как у нас говорится. Не все из этих людей были так уж щедры душой, однако ни один из них не прогнал нас голодными. Детишки в деревнях радовались встрече с новой подружкой, только поначалу были чересчур застенчивы и прятались. Но Экверкве, которой каждый день приходилось встречаться с незнакомыми людьми и которая охотно играла с любыми детьми, стала у нас очень умной и храброй и тут же отправлялась их разыскивать. Дети что-то кричали на самых различных языках, и она тоже кричала в ответ — на дайяо, на кеш, на феннен, на клатвиш — и они учили песенки друг друга, слов которых не понимали. Как сильно отличалось путешествие в ее обществе от путешествия на север в обществе моего отца! Только Эзирью находила его трудным. Она ведь уходила все дальше и дальше от родного дома, а не приближалась к нему, и она боялась мужчин: не остерегалась, разумом признавая различия, но просто боялась, как боится заблудившаяся собака, которая ждет, что ее ударят. Женщине Дайяо вне стен дома ее отца или мужа все мужчины представляются опасными, потому что для мужчин Дайяо все женщины, не находящиеся под защитой других мужчин, — потенциальные жертвы; они и называют их не «женщины» и не «люди», а «подстилки». Эзирью и о себе думала именно так и была уверена, что насилия ей не избежать; она просто не способна была доверять всем тем незнакомцам, у которых мы останавливались. Она всегда держалась рядом со мной, за моей спиной, и я прозвала ее Женщина-Тень. Часто я думала о том, что идти ей со мной не следовало и что я поступила неправильно, приведя ее с собой в Долину; однако она бы просто не отпустила меня тогда; в тот вечер, когда мы так спешно покидали Дом Тертеров, она сказала мне, что скорее умрет, чем останется жить в Саи без меня и Экверкве. И ее дружба была для меня большим утешением и подмогой во время нашего путешествия. Хотя ее страх порой заражал и меня и сильно действовал мне на нервы, но он же и придавал мне храбрости, когда я, например, должна была успокаивать ее и говорить: «Видишь, бояться нечего, эти люди никакого зла нам не причинят!» — и первой шла им навстречу.