Боль отступает; и Михаил, очутившийся на какое‑то время в бессмысленном пространстве, вдруг осознает это и прислушивается себе и невольно к тому, что происходит в комнате. Бубнит телевизор — уже погода, Ася затихла —значит, скоро уснет, а вот у него в голове по–прежнему пустота. Надо попытаться подумать о чем‑нибудь, поизобретать. Ну‑ка! И в голове заплясали цифры, цифры, цифры… Семь–восемь рублей в час, пусть семь рублей в час, значит, семь тысяч за тысячу часов, в неделю я могу выкроить двадцать–тридцать часов, пусть двадцать, значит, потребуется пятьдесят недель каждодневной работы, чтобы… С ума сойти! На самом деле мне удается за год делать раза в три меньше… Получается семь тысяч в три года, а чтобы рассчитаться полностью за квартиру с обстановкой, нужно двадцать тысяч, то есть работать, как сейчас, девять лет. И это мне еще повезло называется?! Не хочу об этом думать… А если бы я получал двадцать рублей в час… Не надо об этом! «В Москве облачно, температура…» Интересно, а сколько наш «капиталист» заколачивает… Машина у него есть… Дача есть… Видеомагнитофон есть. Значит… Не надо об этом! Ты паяй и думай о приятном, если о науке не способен: уже одет, обут, уже на квартиру копишь, уже подарки даришь, уже… «Миш, ты на завтрак что хочешь?» — Вот именно, подумай о завтраке. Что я хочу? Цикуты… Рыбу фугу… Печень вальдшнепа, фаршированную язычками соловьев… «Ты чего молчишь?» — Сейчас обидится. Вот уже смотрит на меня недоуменно…. Ответь же ей!
— А что, разве, кроме овсянки, можно еще что‑нибудь захотеть? — «Боже, зачем я так?..»
— Можешь захотеть, что тебе угодно, но завтракать будешь в ужин, если вообще будешь!
Надо было бы соблюсти правила игры: испугаться, шутливо покаяться, но лень было, точнее — апатия, безразличность сковала и мысли, и чувства, только руки Михаила продолжали автоматически паять, сноровисто натягивать капроновую, скользкую шкурку на металлический позвоночник и снова паять. Ася подхватилась с дивана и устремилась к себе в комнату.
Им повезло —им удалось всего за сто рублей в месяц снять две комнаты в трехкомнатной квартире: огромная прихожая, просторная кухня. Счастьем этим они дорожили вот уже целый год и лебезили перед хозяйкой, которая, получив очередную квартплату, стращала их неопределенностью своих планов: де, сын с семьей намедни писал и грозился приехать, но когда точно, не пишет… Вы бы обойки посменяли —вымогала она. Обои в комнатах живописно ободраны–побочный результат тотальной войны с клопами. Вроде клопов удалось выкурить, но комнаты напрочь потеряли жилой вид. Миша оклеивать стены отказывался категорически: «Меня уже тошнит благоустраивать чужие квартиры, а потом выселяться из них!» — объявил он Асе. «И тебе клеить не советую — хозяйка нас потом выселит за милую душу и кому подороже сдаст. Давай и остатки сдерем, чтобы совсем на пещеру походила…» Лея особенно не спорила — раз уперся, значит, не будет, да и прав он — но достала картинок разных, плакатов и наиболее кричащие своим безобразием места завесила. Даже уютно сделалось, если не вглядываться и с чем не надо не сравнивать.