Мишель

Тысячи схваченных девушек были освобождены. О жертвах умалчивают, но всем ясно: их не могло не быть. Зое и Леа выжили. Я навещала их в больнице. Они рассказали, что их избили на улице, увезли в пригород и бросили в погреб дома. Когда президент резко осудил нарушение прав и свобод таких, как я, то люди, удерживающие девушек, поняли, что их ждёт наказание, и выпустили своих узниц. Зое и Леа не повезло. Им пришлось спасаться самостоятельно: похитители оставили их погребе, а сами сбежали. Зое и Леа удалось взломать дверь и выбраться наружу. Они опасались нового нападения, прося помощи в соседнем доме. Ещё боялись, что жители настроены против них, и что полиция их арестует. К счастью, ничего такого не произошло.

Все слушания по делам о нападениях на таких, как я, проводятся в закрытом режиме. По телевизору показывают прежнюю жизнь, но как раньше не будет уже никогда. Мама с тяжёлым сердцем каждый раз отпускает меня на учёбу. Я сходила всего на две репетиции, и мне разрешили играть в спектакле. Таких, как я, люди теперь ещё сильнее побаиваются. А кто-то ещё сильнее жалеет. Преподаватели делают мне послабления. Знакомые студенты угодливо кивают, так, будто у меня на тонком пояске платья висит кобура с пистолетом. Отношение Беллы ко мне не изменилось. Мы с ней не обсуждаем произошедшее, будто не было заговора журналистов и дней беспорядков.

Кристофер написал, что Флора потихоньку выздоравливает. Расставание даётся мне не так тяжело, как я себе представляла. Полагаю, потому что Кристофер не спит с Флорой. Плохо думать об этом, утешать себя этим каждый день, но я ничего не могу с собой поделать. Кристофер прислал мне вещи, которые я у него нарочно оставила. В ответ я отправила ему большую коробку с добром, что он подарил мне, засохшие розы тоже приложила.

Скоро придётся рассказать родителям о беременности. Вот это будет день. Была идея позвать Кристофера, но он поди-ка не согласится. Хорошо Ален не позвонил маме после попытки разоблачения таких, как я.

За 14 дней мы с Кристофером лишь однажды коротко поговорили. Я лежала бочком в своей постели, вдруг ощутила чьё-то присутствие, обернулась — Кристофер с улыбкой на лице подстроился сзади. Внезапно он проникнул в меня и, подвигавшись, проворно кончил. Я открыла глаза при наступлении оргазма. Попыталась схватить Кристофера, но в комнате его и след простыл. Тогда я сграбастала телефон с тумбочки и набрала его номер, чтобы разобраться. И тут догадалась — это был эротический сон, мне привиделся Кристофер, моё тело тоскует по нему: послевкусие сладкой жизни. Кристофер не мог взять трубку. Он лечился в больнице. Я так думала. Да и на дворе была ночь. Я сбросила звонок, подошла к зеркалу, в полумраке поглядела на себя. Неожиданно зазвучал рингтон. Моё сердце ёкнуло, я засуетилась, зачем-то отложила эффон. «Мика, решайся, бери», — сказала я себе и ткнула на зелёный кружочек.

— Привет, случайно набрала, пока, — сказала я быстро в трубку.

— Подожди, ты как? — приветливо спросил Кристофер.

— Я? Всё та же. — Я отключила связь. И когда мне снова снились подобные сны, кончала, но уже не звонила Кристоферу. Я перестала много думать о нём. Возможно, Флора добилась своего, упекла Кристофера в лечебницу, разрывать наш с ним опасный «симбиоз» пока не случилось беды, и, может быть, сейчас лучшие специалисты-психотерапевты борются с его страшным недугом — любовью ко мне. Злюсь, как вспоминаю свою любовную эпопею, но так или иначе она завершилась, а жизнь продолжается.

Я выхожу из семейного внедорожника — мама привезла меня в колледж на премьеру спектакля. Все билеты (двести штук) куплены, вернее, розданы студентам и учителям. Будет аншлаг. Я испытываю приятное волнение.

Мама и сёстры направляются в зал через главный вход. Я захожу в служебный и попадаю в царство платьев и костюмов, их здесь уйма, они развешены вдоль всего коридора и все подписаны. Платья и костюмы сделаны из множества материалов — пластик, винил, латекс и других. Здесь есть комната быстрого переодевания. Она предназначена для тех актёров, которые по сценарию играют нескольких персонажей. Актёры будут забегать в эту комнату и при помощи ассистентов моментально преображаться. У меня всё просто — одна роль, один костюм. Только бы не сплоховать, не забыть слова, не выйти из образа. Женские гримёрки ближе к кулисам, чем мужские. Моя очень узкая. Из мебели два столика, стул и раковина. На вешалке висит костюм партизанки, состоящий из кителя и брюк защитного цвета. На полу кожаные ботинки. В них во время репетиции я мигом натёрла мозоли. Поэтому сегодня на пятках у меня пластыри.

Я переодеваюсь. Приходит старшекурсница, гримирует меня и закрепляет микрофон.

— 30-минутная готовность! — доносится из коридора голос преподавателя, ставящего спектакль. Мужчина строгий, особенно придирается к тем, у кого ведёт свой предмет. При мне подтолкнул студента, который встал на сцене не в том месте.