Мишень

Дело в том, что «Центр Виртуальной Подготовки», расположенный в ступице огромного колеса станции «Вегас», являлся неофициальным местом ссылки для проштрафившихся офицеров, чьи дела по той или иной причине не попали на рассмотрение в трибунал ООН.

Об обстоятельствах своего назначения на «Вегас» Шейла предпочитала не вспоминать. На этой теме лежал жесткий внутренний запрет. Хотя она уже жалела, что не настояла на рассмотрении собственного дела именно в трибунале. Но прошлого не вернешь — она сама согласилась на «Вегас», что ж теперь…

Массируя волосы, ее пальцы внезапно наткнулись на крохотный, прикрытый влагонепроницаемой заглушкой разъем, расположенный чуть ниже затылка.

Только сейчас, ощутив под подушечками пальцев колючий бугорок, она окончательно поняла, как давно в ее жизни не было ни единой отдушины. Короткий сон, выпадающий урывками, между прибытием новых групп курсантов, которых Шейла водила на полигон, сверх списка своих «основных» воспитанников, никак не предполагал посещение «Вегасовских Вселенных», а ведь и у нее был свой небольшой виртуальный мирок, та маленькая отдушина, куда Шейла старалась сбежать, когда жизнь уж окончательно переставала ей нравиться.

«А ведь я не была там почти три месяца! — внезапно подумала она, набирая в ладонь жидкое мыло. — Все, решено! Пусть Дагер сам пишет рапорта и ругается с отделом технической поддержки. Сегодня я иду спать по полной программе…»

Глава 5

Сон.

Кто-то любит его, кто-то боится, кто-то старается не замечать, но мало найдется людей, которых оставляли бы равнодушными собственные сновидения.

О чем тогда говорить в том случае, когда ты сам совершенно сознательно творишь ту атмосферу, куда погружаешься на отдых?

В этом смысле «Вселенные Вегаса» вполне оправдывали свое громкое название.

В виртуальном пространстве станции, не пересекаясь и не мешая друг другу, сосуществовали тысячи параллельных миров, словно здесь нашло свое истинное воплощение древнее высказывание о том, что каждый человек несет в себе уникальную Вселенную, которая рождается, живет и умирает вместе с ним.

Здесь эти вселенные жили.

Как вы думаете, что собой представляет личная Вселенная солдата?

Она соткана из обрывков снов, которые видятся на войне, из того, что утрачено, не прожито…

Следовательно, здесь нет обрывков колючей проволоки, надсадного воя снарядов, злых вспышек в распоротой трассерами тьме…

Шейла шла по опушке леса. Едва приметная тропинка уже порядком заросла травой. В этом мире незаметно подкралась осень, и легкий ветерок нес по воздуху невесомые нити паутины. Молодые березки, растущие на опушке, чуть в стороне от соснового редколесья, тронула желтизна, и они начали ронять листву. Воздух был прозрачным, звонким. Запоздалые лучи уходящего на покой солнца уже не грели, а лишь красили макушки сосен своим багрянцем; далеко у горизонта, над полями клубились темные тучи, предвещая завтрашний, а быть может, и ночной дождь, после которого полезут грибы…

В детстве Шейла один раз побывала на Земле, в национальном парке природы. Там, под силовым колпаком, оберегаемые неусыпным надзором автоматики искусственного климата, жили те представители флоры и фауны, что перенесли конфликт 2300 года. Отсюда же поставлялось подавляющее большинство семян и просто клеточных штаммов земной жизни в бортовые хранилища строящихся колониальных транспортов.

Здесь, на «Вегасе», у нее был свой парк. Не национальный, а личный. Иронизируя над собой, она назвала его «Омутом Грез».

Забавно было воплощать то, чего никогда не могло случиться в реальной жизни. Поначалу, осваиваясь тут, она много экспериментировала, и это тоже забавляло ее. Вырастить лес, а потом вдруг сменить краски неба, надуться, прищуриться, так, что в вышине сверкнет и рявкнет, молния вдруг разветвится, роняя острый запах озона, прохладно ударят упругие струи дождя… Только опомнившись от божественного упоения, вздрогнешь, оглянешься на поваленный бурей лес, поникшие стволы деревьев, обвисшие к земле, надломленные ветви и нехорошо становится в груди…

Теперь Шейла уже давно не дурачилась. С недавних пор она хранила этот мир, предоставляя природным циклам течь по собственному усмотрению.

Однажды, смертельно устав, почувствовав, что не может больше быть одна, лейтенант Грин пустила сюда самое сокровенное, что еще теплилось в ее душе.

В этом мире росла ее дочь.

Длинноногая, белокурая, похожая на мать и немного нескладная, как и положено любому подростку, только вступающему в пору юности.

Шейла придумала ее, когда в один из вечеров стало уж совсем невмоготу, жгло в груди, когда очередная буря свалила выдуманный лес, а ей хотелось бежать навстречу дождю и плакать оттого, что она такая крутая, оттого, что крови видела больше, чем собственных слез, а нормальных ребят приходилось по злой иронии судьбы бинтовать или хоронить, а не ласкать в постели — ведь известно, что на войне как на войне — первыми погибают те, кто лучше, храбрее, человечнее, а остальные… уж как придется, под общим флагом, в широком строю…

От «остальных» иметь детей не хотелось.