Мишка

Вот он обогнул нас, вот бежит по мосту через речку, которая отделяет деревню от леса, вот сидит перед лесом, глядит на лес, задирая от радости морду, взлаивает.

— Ну и нахал! — восхищенно отмечает мой напарник.

Та охота была похожа на сказку. В самом начале леса, в первых, что называется, деревьях, Мишка облаял первую белку. Повел он себя при этом до невероятности галантно. После выстрела сел перед ней и терпеливо ждал, когда будет снята шкурка и ему преподнесено законное мясо. На нас взглядывал при этом возбужденно-весело и озорно. Потом, не успели пройти и полкилометра по прибрежной, заросшей сосняком кошке[2], Мишка залаял снова, потом еще и еще… Ошалевший приятель мой носился туда и сюда с вытаращенными глазами, с ружьем наперевес и только выдыхал: «Ну и собака! От ты, надо же!» А перед самым озером Чевакиным, где обычно кормятся тетерева и глухари, Мишка запринюхивался к земле, начал ходить по кустам кругами и наконец, в сотне метров от нас, затаившихся, дрожащих от азарта, с гулкими частыми хлопками поднялся глухарь. Мишка бросился за ним. В таких случаях главное: далеко ли птица улетит, сумеет ли собака «усадить» ее на дерево и облаять. Это чудо, конечно, но глухаря мы взяли тоже. Мишка сработал красиво и, как говорится, выложил дичь на блюдечке. Напарник мой целовал его в нос и растроганно причитал:

— Ну, псина, ну, разбойник! Я ж тебя теперь всю жизнь помнить буду.

Мишка держался солидно, но восторги в свой адрес принимал с видимым удовлетворением.

Потом мы, уставшие, сидели на берегу у костра, глядели на воду и слушали лес. У того берега озера в траве маленьких лахт плескались и ссорились из-за корма утки. Мишка, устроившись у самой воды, прислушивался к их возне и иногда взлаивал для острастки. Кряканье прекращалось ненадолго, скоро начиналось снова. Мишку это забавляло, и он опять негромко лаял.

Солнце начинало прятаться за высокие раззолоченные березы, что росли на угоре над ручьем. С другой стороны горизонта ранний осенний вечер потихоньку, украдкой разливал по небу мутноватый фиолет сумерек...

— ...Мишка-то, слышь, на повети лежал. Ну я к ему, это, с веревкой и ступаюсь.— Николай Семенович порядком уж захмелел, зарумянился и рассказывал теперь с азартом.— А он голову как взнял, да и глянул, Вася, так, не дай осподи. Ну я назад. «Афийка, говорю, растуды-т-твою, или сама иди вешай, или дай хлебнуть для задору. Тебе, говорю, надо-то, не мне. Мне-то чего, пусь, мол, и живет, коли желат. Ты же все гундишь, что корову вонь пугат!» Налила, куды ей деваться, — Николаи Семенович хохотнул.— А уж хлебнул, тогда дело спорей пошло.

Потом сосед скуксил морщины на щеках и огорченно хлопнул пятерней по колену.

— А вот как глядел, сукин сын, все помнится! Буди и собака, а тоже видит, что смерть пришла...

— ...Вот зараза, чуть палец не отгрызла. Дядя Коля, выноси дробовку, счас вмажу ей. Ох, связался я!..

Серега Щеколдин, колхозный тракторист, как пуля выскочил из-под дома и теперь, обматывая палец тряпицей, ругался почем зря и проклинал собаку. Пропадала обещанная Николаем Семеновичем поллитровка.

— Не-е, Серега, стрелять опасно, дом спалишь! А промажешь? Подумал?

— Эт-то я-то промажу? — уязвлялся Серега и кипятился еще больше.

— Дак темнота же,— смягчал ситуацию Николай Семенович и предупреждал: — Она тебе тагды неизвестно чего откусить может. Давай уж, Сергеюшко, подрядись-ко снова. А в холодильнике сам знаешь, чего стоит.

Сопротивляться последнему аргументу Серега не в силах. Он запахивает старенькую пыльную фуфайку, поправляет уши поношенной ушанки, которых не жалко, если изгрызет собака, в правую руку берет опять длинную лыжную палку, в левую — фонарик и опасливо подходит к дыре, ведущей в поддом. Оттуда сразу доносится злобный хрипящий лай. Серега съеживается, как перед броском на амбразуру, и, поправив на боку холщовый мешок, ныряет на четвереньках в дыру. Лай под домом стервенеет.

Николай Семенович стоит у крыльца и удрученно поругивается. Напасть какая-то. Егорушкина Венка не могла найти другого места ощениться, как у него под полом, растуды-т ее в хвост. Что, ей своего дома мало? Почему именно его выбрала? Сначала и не заметил, ну бегает собака около дома и бегает, черт бы с ней. Потом уж жена ночью расслышала возню под полом у печки и писк какой-то. Думали, померещилось. А как наутро нашел под стеной дырку, как сунул туда нос, а оттуда как взвоет. Ужас! Стало ясно: сука гнездо себе сделала. Щенков надо бы как-то вынуть, да как? Самого Егорушку не подключишь, тот на тоне селедку ловит, жена его, Лизка, сама собака, каких свет не видывал, знамо дело, послала Николая Семеновича, куда он и предполагал. Он и сам хотел отлынить от этого дела, да Афия заела: щенки, говорит, всех куриц сожрут, потом и сам домой не попадешь. Надо, говорит, истребить. Хорошо вот Серега за бутылку соблазнился. Только, почесал голову Николай Семенович, за палец он может и другую востребовать. Не доведи господи, Венка ему еще какое увечье нанесет. Злая, вся в хозяйку, в Лизку.