Мишкина каша

Можно ли такой гротескный показ воспринимать как нарушение жизненной правды, как преувеличение, искажение того, что на самом деле бывает в жизни? Всё это действительно могло быть воспринято как преувеличение, искажение, как ничем не оправданная клевета на действительность, если бы мы, просмотрев сценку, хоть на минуту поверили, будто на самом деле существовал врач, который, оказав помощь вытащенному из воды человеку, решил бросить его обратно в воду. Мы, однако, как люди нормальные, находящиеся в гуще событий, прекрасно знающие, что в жизни бывает, чего не бывает, и ещё не разучившиеся понимать шуток, конечно, не верим в существование такого врача. Поверить этому, с нашей стороны, было бы дико, и если бы мы проявили подобное легковерие — это говорило бы только о расстройстве наших умственных способностей. Поскольку мы показанному в гротеске не верим, а верим лишь тому, на что он намекает, то фактически он и показывает нам не то, что показывает, а то, на что намекает. Если приспособленец Победоносиков в «Бане» порет явную чушь, то эту чушь мы воспринимаем не как нечто сказанное каким-нибудь конкретным приспособленцем, а как намёк, как насмешку над всем смыслом приспособленческих высказываний. С этой точки зрения Победоносиков — не обычный типический характер, а образ-сравнение, подобно образу осла в басне, что вполне допустимо в таком полуфантастическом произведении, как «Баня».

Вполне законен вопрос: для чего все эти преувеличения, для чего в гротеске эксцентрика, то есть совершенно неправдоподобный показ событий, актёрская игра, выходящая из пределов обычного? Почему доктор в репризе Олега Попова одет в мешковатый халат, в каком-то поварском колпаке на голове, в огромных очках, а «утопленник» похож на огородное пугало с неестественно красным носом? Почему доктор дёргает «утопленника» за ноги да ещё приговаривает: «И раз! И два!», словно делает физзарядку, а изо рта утопленника бьют фонтаны воды? И т. д.

Допустим, однако, что вместо всех этих гротескных, эксцентрических персонажей мы увидели бы актёра, как две капли воды похожего на нормального, только что вытащенного из воды утопленника, и актёра, играющего вполне благообразного амбулаторного врача, который оказывает помощь пострадавшему по всем правилам врачебной науки. Такое исполнение могло бы внушить зрителям мысль, что всё произошло точно так, как было показано, и в этом не следует искать иносказания. Но если бы мы только допустили мысль, что это не шутка, что доктор на самом деле распорядился бросить пострадавшего обратно в воду, мы бы уже не смеялись, а ужаснулись или возмутились. Эксцентричность, причудливость, подчёркнутая неправдоподобность персонажей и их поведения в комическом гротеске как бы говорит нам, что перед нами шутка, которую и понимать надо как шутку, то есть искать скрытый в ней смысл, намёк. Гротеск самой своей формой как бы предупреждает нас о том, что всего показываемого не следует принимать всерьёз, за чистую монету. Художник в гротеске говорит не только показываемыми образами, но и самой формой своего произведения. Он как бы говорит: здесь ищи шутку, намёк, метафору, а не понимай буквально.

То же можно сказать о каждом сатирическом произведении, в котором на первый взгляд нам видится преувеличение, искажение. Когда Н. С. Хрущёв в феврале 1961 года был в Воронежской области, он получил письмо, в котором рабочие ст. Боево писали ему: «Перед Вашим приездом в г. Воронеж в конце января месяца 1961 года директор птицесовхоза Новоусманского района тов. Зевин и управляющий отделением этого совхоза тов. Крошка взяли у путевого дорожного мастера ст. Боево Юго-Восточной ж. д. тов. Хренова рельс длиной 25 метров, приспособили его тросами к трактору и стали пригибать к земле кукурузу, которая не была убрана с площади около 300 гектаров».

Н. С. Хрущёв, выступая на совещании передовиков сельского хозяйства, происходившем 11 февраля 1961 года в г. Воронеже, рассказал об этом случае очковтирательства, о чём было напечатано в газетах. Буквально через несколько дней артисты Рудаков и Баринов исполняли на эстраде частушки:

Шёл с Кавказа поезд с грузом,
Чуть не рухнул под откос.
Для уборки кукурузы
Кто-то рельсы все унёс.

Этот куплет вызвал дружный смех в зале. Зрители смеялись, конечно, не потому, что поверили, будто где-то действительно кто-то унёс с железнодорожного полотна рельсы, понадобившиеся для «уборки» кукурузы, в результате чего чуть не произошло крушение поезда, и не потому, что кто-то увидел в этом нарушение жизненной правды, а потому, что все вспомнили имевший место в действительности случай с незадачливыми сельскохозяйственными деятелями, пытавшимися втереть очки руководству. Если бы никто не читал перед этим газет и ничего не знал об этом случае, то частушки вызвали бы не смех, а только недоумение. Никто и не понял бы, как это можно производить «уборку» кукурузы с помощью железнодорожных рельсов.