Открытие порталов застало нас ещё классе в седьмом. И потом весь мир около полугода только это и обсуждал, исследовал и строил гипотезы. А они, порталы, возникли на месте картин, причём никакой чёткой связи между биографией художника и количеством инициированных из его картин порталов не было вообще. Творец мог уже давно червей кормить, а портал всё работал. Правда, только в одну сторону: из рамки в нарисованный образ. Через Шишкина можно было попасть в тайгу, через Айвазовского - на курорт.
Мишка ни лес не море не рисовал. Он вообще ничего ероме шаржей не стряпал. Правда, лишь до тех пор, пока не увлёкся граффити. Ну а малевать на стенах Мишка предпочитал в гордом одиночестве. Пару раз мы с Юрасиком ходили с ним, вроде как за компанию, только не срослось. Посмотреть на шедевр - это одно, а присутствовать при создании - совсем другое. Наше бодрое хихикание за спиной лишь раздражало творца. Хотя, где искать Мишкины шедевры мы всё же знали: "заценить" первыми он звал нас. И вот теперь в одном из этих сверхсекретных мест... Впрочем, о грустном думать не хотелось.
- Пройдёмся по всем.
Мы побывали везде. Мы проверили гаражи в Распановском овраге, мы обошли по берегу Ржавки стену завода, которая была доступна всем графитчикам от начинающих до асов, мы даже залезали в старые казармы расформированного лет десять назад ракетного училища. Мы были во всех Мишкиных местах, о которых знали. Тщетно. Ни Михаила, ни следов его пребывания обнаружено не было. От смазливой одногруппницы Эпштейна ушлый Юрасик узнал, что тот схлопотал на последнем коллоквиуме "неуд", и потому, как истый студент, должен был с горя напиться. А на пересдачу явиться только потом, в состоянии "чуть с бодуна". Ну и, зная всё это, на его отсутствие внимания никто и не обращал. Но, дело-то в том, что Мишка к истым студентам себя не относил, крепче пива не употреблял, и даже о своём провале никому не сообщал. Включая родных. Иначе бы они не были спокойны начиная с того самого вечера, и Софья Марковна обегала бы уже всю университетскую братию, на каждом углу делясь своими эмоциями по поводу пристрастности академиков.
Нашёлся Мишка сам. Утром в четверг, когда вечно бодрый Юрасик, не теряющий надежды даже на эшафоте, изводил телефонными звонками всех известных ему лицензированных и не очень графитчиков. С полицией он перетёр ещё в среду, но, распрощавшись с двумя бутылками "Арарата", не добился от них ничего вразумительного. Среди трупов и задержанных Мишаню никто не зафиксировал.
- Влад, я дома. Подскочи, как сможешь. И Юрасика с собой возьми.
От сердца отлегло. Жив - это главное. А остальное... Раз зовёт, значит, есть что сказать.
- Ты на этюдах у Юрасика, если что, был. Мы тебя отмазали, так что с тебя причитается.
- В курсе. Меня тут уже просветили. Только... впрочем, придёшь, всё сам услышишь. А за то, что мои не волновались вам с Лёхой отдельное сянькью. Так когда ждать?
Прикинув, что и как, договорились на вечер. Идти ко мне Мишка не захотел категорически. Мол, тут история интересная и для родных, а два раза одно и то же пересказывать настроения нет. Это балало Юрасик может и по сотому кругу со всё новыми и новыми подробностями загибать, а у него ораторское искусство так не развито. Что ж, вольному - воля. Вечером были, как штык, запасшись нежными пирожными для Софьи Марковны и огромным пакетом чипсов для всех остальных.
Встречал нас, на удивление, не Мишка и даже не его бабушка. Встречал нас глава семьи, дядя Арон, как мы с детства привыкли называть этого грузного в очках мужчину.
- Пгоходите, пгоходите, только вас и ждём, - указал он нам на Мишкину комнату и сам, не дожидаясь нашей реакции, сразу же тяжело затопал туда.
- Чего это он? - спросил Юрасик и глазами указал в спину удалившемуся Эпштейну старшему. Так немногословен тот никогда не был. Обычно, прежде чем добраться до дислокации друга, приходилось выкладывать тысячу мелочей, включая гастрономические предпочтения двоюродных бабок.
Оставалось только пожать плечами и по персидским коврам проследовать к Мишке. Там уже сидели все: Софья Марковна, мать Михаила, дядя Арон, и, конечно же, сам "пропаданец". Он устроился по-турецки на любимой тахте, а к его боку прижималась худенькая русоволосая девчушка лет десяти с колючим взглядом.
- Ну, вот и вы, наконец-то, - кивнул Мишка и указал нам на свободные стулья.
- А чё, без нас совсем никак? На вот, лопай от пуза. И подружку угости! - Юрасик протянул чипсы на тахту.
- Ты как, будешь? - трепетно, словно сидящее рядом с ним существо было из фарфора, осведомился у девочки Мишка и положил чипсы рядом с ней
Я в свою очередь передал пирожные Софье Марковне, и она тут же упорхнула на кухню, пообещав заварить для всех настоящего индийского.
- Начнём помаленьку, - после небольшого откашливания взял слово виновник всей этой уже тогда казавшейся странноватой истории, и мы непроизвольно притихли. После трёхдневного отсутствия он казался тем же и в то же время каким-то другим. Словно резко повзрослел лет на десять.