Мишн-Флэтс

На кухне пахло вареными овощами и немытым телом. На столе стояла наполовину пустая четвертушка «Джима Бима». В холодильнике — хоть шаром покати, только сиротливая древняя банка столовой соды. В шкафчиках несколько банок с готовой едой — спагетти, бобы. Суповые пакетики, в которые уже нашли дорогу муравьи.

— Эй, Морис, кто-нибудь из социальной службы был у тебя дома?

— Не помню.

Стволом винтовки я толкнул дверь ванной комнаты.

И тут впечатление разрухи.

Ванна и унитаз в пятнах ядреного ржавого цвета. В унитазе плавают два бычка. Стена под умывальником прогнила насквозь, дыра была кое-как забита досками, но в щелях виднелась земля снаружи дома.

Я выключил везде свет и вышел.

— Морис, ты помнишь, что такое предупредительное заключение?

— Да, сэр.

— И что же?

— Это когда вы меня запираете в кутузку, но я не арестованный.

— Верно. А ты помнишь, почему я тебя брал в предупредительное заключение?

— Чтоб предупредить меня. Потому оно так и называется — предупредительное.

— Это значит — оберечь тебя от тебя самого, предупредить какую-нибудь глупость с твоей стороны. Именно это мы сейчас и сделаем, Морис. Я тебя заберу с собой, чтоб ты, грешным делом, не убил кого, стреляя по светофору.

— Чтоб я в кого попал — ни Боже ж мой!

— Что ты ни в кого не целишь — я верю. А что ты ни в кого не попадешь — тут могут быть два мнения. Да и в том случае, если ты попадешь в светофор…

Лицо Мориса не выражало никаких эмоций.

— Слушай, Морис, светофор не для того висит, чтоб по нему палили. В конце концов, это собственность города. Чужое имущество. А если ты попадешь в машину?

— В машины я никогда не целюсь.

Мои наставительные беседы с Морисом всегда быстро заходят в тупик. Похоже, и в этот раз я занимался пустой тратой слов. Я никогда не мог понять, просто ли он дурковат или действительно с приветом. Так или иначе, беднягу не стоило судить слишком строго. Жизнь не была добра к нему, и то, через что он прошел, я бы и врагу не пожелал.

Он опять поднял голову и посмотрел мне в глаза. Он стоял ко мне «хорошей» стороной лица, и в полутьме его лицо казалось вполне обычным. Темноглазый, худой, кожа внатяжку — заурядное лицо, типичное для наших краев. Лицо моряка или дровосека с фотографии начала века.

— Есть хочешь, Морис?

— Не то чтоб очень.

— А ел-то когда в последний раз?

— Да вроде как вчера.

— А не сходить ли нам на пару в «Сову»?

— Я думал, вы меня заарестуете.

— Заарестую — это да. Но сперва поедим в «Сове».

— А винтовку отдадите?

— Не-а. Ты сдуру кого-нибудь укокошишь. К примеру, меня.

— Чиф Трумэн, да чтоб я да в вас!..

— Ну-ну, спасибо на добром слове. Но я винтовочку лучше придержу. При всем моем уважении, Морис, стрелок ты аховый.

— Все равно судья велит вам вернуть. У меня на винтовку бумажка правильная.

— О, да ты у нас заправский юрист!

Морис довольно хихикнул.

— А то как же! — гордо сказал он.

В «Сове» было почти пусто. Несколько посетителей сидели за стойкой бара, сосали коктейли и смотрели хоккейный матч по телевизору. За стойкой стоял Фил Ламфир, владелец заведения, а в мертвый сезон — и единственный бармен. Он преспокойно читал, опираясь локтями на стойку и заслонившись от посетителей газетой.

Когда мы с Морисом взобрались на высокие стулья, остальные приветствовали меня нестройным хором:

— Привет, Бен!

Одна только Дайан Харнд помедлила и затем щебетнула:

— Привет, чиф Трумэн!

Кокетливо ухмыльнувшись, она опять повернулась к телевизору.

Дайан когда-то была милашкой, однако в последнее время сильно сдала. Золотые волосы стали как солома. Под глазами черные круги. Но она, по привычке, вела себя как избалованная красавица. И знакомые, тоже по привычке, относились к ней как к красавице. Надо сказать, у меня с Дайан было много пылких свиданий — много ссор и много примирений. Словом, мы друг дружку понимали с полуслова.

Морис заказал было порцию «Джима Бима». Но я тут же заказ отменил.

— Две кока-колы, — сказал я Филу, который скорчил презрительную гримасу.

Джимми Лоунс поинтересовался:

— Похоже, Бен, ты арестовал нашего Аль Капоне?

— Не-а. В доме у Мориса нынче очень жарко. Вот мы и решили, что он проведет ночку в более прохладном месте. Только прежде хорошенько поужинает.

Дайан одарила меня ироническим взглядом.

— А за обед будет из моих налогов заплачено? — шутливо осведомился Джимми Лоунс.

— Нет, из моего кармана.

Тут встрял Боб Берк:

— А твоя зарплата — откуда? Из наших кровных налогов!

Дайан сразу же нашлась:

— А твоя зарплата откуда берется? Из чьих кровных?

Берку крыть было нечем. Он работал уборщиком в городской службе — следовательно, тоже зависел от налогоплательщиков. Впрочем, я и сам мог постоять за себя — без поддержки со стороны Дайан.

— Не больно-то много налогов уходит на мою зарплату, — сказал я. — Кстати, как только найдут другого подходящего шерифа — я пас. Сдам дела — и деру из этого проклятущего места.

Дайан насмешливо хмыкнула.

— Куда же ты подашься?

— Путешествовать. Мир поглядеть, себя показать.

— Фу-ты ну-ты! И куда же ты упутешествуешь?

— А хотя бы в Прагу.

— В Прагу? — переспросила Дайан, словно услышав название впервые в жизни. — Понятие не имею, где это.