Мишн-Флэтс

Я угодил на место подозреваемого номер один.

И, будучи каким-никаким полицейским, я отлично понимал, что улики против меня солидные. Даже в своих глазах я мало-помалу становился преступником! Короче, паника воткнула мне шило в одно место и подвигла на отчаянные действия.

Я обошел дом Данцигера. Задний двор был еще краше и ухоженнее палисадника. Изысканные садовые кресла. Клетки с попугайчиками.

Верхняя часть задней двери состояла из четырех стеклянных квадратов — эту модель я бы назвал «услада ленивых взломщиков». Кому лень карабкаться через окно — милости просим через эту вот, с позволения сказать, дверь!

Я ткнул локтем в стекло. Ни собака не тявкнула, ни электроника не взвыла. Тишина и покой. Мой первый в жизни взлом — и хоть бы кто бровью повел!

Без труда открыв изнутри замок, я распахнул дверь и оказался в кухне.

Дорогая мебель, дорогая кухонная техника. А главное, изумительный порядок. Вся обычная утварь хорошего повара любовно и продуманно развешана по стенам. Кругом платочки, рукавички, рюшечки, гномики… Словом, бабья кухня!

Я поглядел-похмыкал и направился в гостиную. Над каминной полкой висело множество фотографий. В основном сам Данцигер разного возраста — очки с массивной оправой, моржовые усы. На некоторых фотографиях рядом с Данцигером был смазливый мужчина помоложе. У меня вдруг все сложилось в голове, и я мысленно ахнул: да он же гомосексуалист!

Забавно, это первое, что я узнал о его личности.

До сих пор Данцигер был для меня совершенной абстракцией. Иногда я так и думал о нем — жертва преступления. То, что я видел его труп, ничего не значило. Даже то, что я беседовал с ним в Версале, ничего не значило. Данцигер остался для меня анонимным, неизвестным существом. Кстати, для большинства полицейских жертва преступления так и остается предметом. Это в принципе хорошо. Это спасает психику от перенапряга, позволяет не принимать работу слишком близко к сердцу. Только изредка — особенно когда жертвами бывают дети — профессиональная отстраненность перестает срабатывать.

Теперь, когда я увидел, как Данцигер жил, он обрел в моих глазах человеческие черты.

На одном снимке Данцигер и его друг стояли во фраках на фоне какого-то светского сборища. На другом они были на берегу моря, Данцигер нежно обнимал друга за плечо.

Я стал систематически просматривать все шкафы и ящики, даже в аптечку в ванной комнате заглянул.

На втором этаже был небольшой рабочий кабинет. Тут я взялся за работу всерьез. Папок и бумаг хватало; я хотел найти что-нибудь связанное с делом Траделла.

Не знаю, сколько времени я провел за этим занятием, но увлекся я чрезвычайно.

— Что ты, голубчик, тут делаешь?

Я подпрыгнул на стуле самым буквальным образом и выронил из рук папку, которую в этот момент просматривал.

— Ах ты Господи, мистер Керт! Как вы меня напугали! Зачем вы так тихо подкрались?!

— Я тебя спрашиваю: что ты тут делаешь?

— Я… о… о… обыскиваю.

— А ордерок на обыск у тебя имеется?

— Ордер на обыск в доме покойного — кому он нужен?

— Любопытная философия. Конечно, настоящему копу ордер в этом случае не нужен. Да только ты, деревня, полицейский лишь у себя дома, в Версале. А тут ты никто, штафирка штатская. Стало быть, ты нарушил границы собственности. И я тебя по праву арестую. Я тебя давно предупреждал — не суйся не в свое собачье дело. Тут тебе не там!

— Хотите арестовать меня за незаконное вторжение? Валяйте.

— А ты не задирайся. Не то напросишься.

По его мрачному виду не поймешь, на что я могу напроситься — на арест или на мордобой. Впрочем, у Керта всегда рожа боксера за секунду до первого удара!

— Ты и так по уши в дерьме. А если я тебя зацапаю в доме Данцигера, дела твои и вовсе плохи.

Он прав. Чертовски прав. Я в отчаянии потер виски кулаками. Жест мелодраматический. Но и ситуация уже отдавала дешевой мелодрамой.

— Что конкретно ты искал? — спросил Керт.

— Сам толком не знаю.

— Мы уже обыскали дом самым тщательным образом. Так-то вот… Кончай придуриваться, Трумэн. Что конкретно ты искал?

Я задумчиво пожевал губы — и решился:

— Вы мне ни за что не поверите.

— А ты попробуй. Я человек, способный удивить.

Мне ничего не оставалось, кроме как довериться ему.

— Я знаю, в связи с чем Данцигер был убит.

— Ах вот как! Ну и в связи с чем?

— Он вернулся к давнему-предавнему делу об убийстве Арчи Траделла. По моему мнению, он обнаружил истинного убийцу.

— И кто же, по вашему мнению, этот истинный убийца? Брекстон?

— Не знаю. Пока что.

— Откуда же у вас такая удивительная информация?

Не моргнув глазом я выпалил:

— От Брекстона!

Керт неожиданно расплылся в детской улыбке.

— Какая прелесть! Рассказывайте дальше — люблю сказки.

— Керт, это очень серьезно. Вы должны разобраться. Вы должны!

— С какой стати?

— Потому что я не вру. И потому… потому, что это ваша работа, черт возьми. Ваша работа — разбираться.

— Что ж, давай разберемся. Только при одном условии: шутки в сторону. Выкладывай мне все — все! — что знаешь. Без всего этого юридического дерьма — права обвиняемого, «без адвоката говорить не буду»…