Мишура

В конце 2019-го началась пандемия. Но я ее не заметила. Я перестала выходить из дома еще в начале года. Кто-то сказал, что скорбь ― это роскошь. Если у тебя есть время скорбеть, то тебе повезло. Даже тут он оставил нас в роскоши.

Мы все можем позволить себе не работать и утопать в своей боли, скорби и жалости к себе. Наш дом полон людей, которые просто существуют. Мы выползаем из своих комнат, чтобы поесть и сходить в туалет, выполняем простейшие функции, говорим о нем, плачем. И снова возвращаемся в свои комнаты.

Меня утешают плохие новости. Я чувствую, что кому-то так же плохо, как и мне, и успокаиваюсь на какое-то время. Я не понимаю, как все могут продолжать жить, когда его не стало. Его телефон молчит. Телефон, который звонил целыми днями без умолку, теперь молчит. Эта тишина оглушает. В этой тишине я провожу следующие четыре года.

1

Мне тридцать. После его смерти прошло почти пять лет. Я только начинаю осознавать, что я пережила. Что жизнь продолжается, пусть я и не уверена, что живу. Я собираю свою жизнь по кусочкам. Смотрю на старые фотографии и не могу поверить, что когда-то была такой беспечно счастливой.

Сейчас все эмоции исходят из головы. Я знаю, когда надо радоваться, когда расстраиваться, но не могу прочувствовать, как раньше.

Хотелось бы мне сказать, что потеря сделала меня сильнее, что я проснулась другим человеком, который ценит жизнь и людей вокруг себя. Что я стала беречь маму и близких больше. Но я все так же могу их обидеть словом или делом. Я не просыпаюсь с благодарностью каждое утро. И сильнее я тоже не стала.

Меня накрыло цунами, и каждый день я пытаюсь выкарабкаться из воды. Я не умею плавать, но временами мне удается вынырнуть на поверхность и сделать вдох. На поверхности меня больше не ждет папа, который отдал бы мне свою обувь или накрыл курткой, чтобы отогреть, и временами я не знаю, для чего снова и снова выныриваю.

Я остаюсь на плаву все дольше и дольше, и меня почти выносит на берег, но приходит новая волна, сбивает с ног и лишает сил, и вот я снова ухожу под воду. Мне хочется верить, что со временем волны будут слабее и реже, что на берегу появятся новые люди, ради которых найдутся силы выплыть окончательно.

Самделишная жизнь. Ольга Ярмолович

Снежинки танцевали в свете фар в безумном ритме ― метель мела со страшной силой. До Нового года оставалось всего два месяца, и ровно к этому сроку я должна была закончить книгу.

Я гострайтер, пишу книги на заказ. Это уже мой десятый по счету текст, но надо признаться, что в этот раз я была немного безбашенной и согласилась закончить рукопись за два месяца. Мда, подготовка к празднику предстояла жаркой.

Еще не известно, как получится построить контакт с клиенткой, пожилой женщиной, посвятившей свою жизнь образованию особенных детей с задержкой в развитии, ведь заказчиком выступает ее семья, а не она сама. И живет она в глуши, далеко от города, так что на дорогу в одну сторону уходит два часа, еще и по такой метели. Что ж, я умею выбирать себе задачки со звездочкой.

Кажется, я у цели. Красивый двухэтажный дом и, несмотря на снегопад, чистая подъездная дорожка. Я даже не успела нажать на дверной звонок, как передо мной распахнулась дверь:

— Лиза, рада вас видеть! Проходите внутрь, погода совсем не располагает к прогулкам, ― на пороге стояла женщина в красном платье с цветочным принтом и аккуратно заколотыми волосами. Если бы я не знала, что ей 75, ни за что бы не поверила.

— Может быть, чаю или кофе? Вы замерзли?

— Не откажусь от чая. И давайте начнем. Времени мало, а нам

предстоит насыщенная работа. Как ваш настрой, готовы приступить? ― Я повесила куртку на вешалку и шагнула в просторный холл, центром которого был камин.

— Да! Знаете, мне понравилась идея оглянуться на прожитую жизнь, подвести итоги.

Я мысленно выдохнула.

— Вы садитесь в кресло, я сейчас принесу чай и начнем! Прошу прощения, что заставила вас тащиться в такую даль, но в последнее время мне трудно управлять машиной, травма дает о себе знать.

Я опустилась в мягкое кресло, которое больше располагало ко сну, чем к работе.

— Расскажите, пожалуйста, что за травма. Это может быть важным для книги, ― попросила я, доставая диктофон.

— О, вы знаете, я так неудачно упала с вулкана. Обязательно расскажу эту историю, но, думаю, что стоит поговорить обо всем по порядку, ― она поставила на столик чайный сервиз из костяного фарфора, и из носика чайника заструился пар.

— С чего же, по-вашему, стоит начать, Олимпиада Ивановна?

— Нет-нет, прошу, просто Ада! Свое полное имя я всегда считала слишком громоздким. Но начать стоит как раз с него, а вернее, с моего рождения.

Родилась я в маленьком селе на Севере, в Архангельской области, и была самым младшим ребенком в семье ― кроме меня, еще шестеро детей. Матери было уже под сорок, когда появилась я, и, надо сказать, я ее толком не знала.