Она оглянулась на Санни. Тот насыпал рис в горшок, движения механические, пальцы едва заметно дрожат, словно он мучительно пытается продолжать выполнять свои обязанности. Встревоженно покосившись на нее, Санни встал и направился к реке. Луиза наблюдала, как он склонился над водой, промывая рис. Потом выпрямился, плечи его обреченно поникли, когда он скрылся в ближайшем кустарнике. Минуту спустя он вновь возник возле хижины с горшком и охапкой веток, которые привычными движениями выложил шалашиком. В другое время Санни еще сбегал бы в лес, чтобы набрать съедобных растений, а то и подстрелить пару птиц, как он делал практически каждую ночь, когда они ждали возвращения крестьянина-парламентера, но сейчас он не готовил еду, догадалась Луиза, сейчас Санни просто усмиряет свой страх. И, наблюдая за тем, как он разжигает огонь, она пыталась остановить поток собственных подспудных мыслей, вновь устремившихся к воображаемой картине последнего ужина Линтона.
Отвернувшись к реке, она вызывала в воображении голос Линтона, как делала когда-то в детстве с голосами родителей, когда жила в разлуке с ними. И Линтон вдруг заговорил с ней.
Как легко она позволила себе считать его простофилей, обманутым друзьями, человеком из ближнего круга, который, по всей вероятности, предал его в Татоне, – обманутым Томом и тем американцем. Линтон не мог заставить союзников хранить верность, но он смог решиться поверить в способность других быть верными. И
Ее отвлек всплеск, донесшийся от другого берега реки. В свете зарождающегося месяца она разглядела силуэт человека, будто стоящего на поверхности воды, – солдат на плоту.
Санни торопливо снял горшок с огня, забросал костерок землей, они подхватили винтовки и спустились к берегу. Из-за деревьев, чуть ниже по течению, появился знакомый военный и медленно направился к ним, словно пытаясь как можно дольше оттянуть момент встречи.
К тому моменту, как он, нервно дыша, поравнялся с ними, солдат на плоту уже почти пересек реку.
– Генерал готов встретиться с вами, – словно извиняясь, сообщил командир.
Мужчины вошли в воду, вдвоем ухватились за веревку, которую бросил солдат.
– Я подержу… я подержу… – заверил военный, с усилием подтягивая плот.
Санни протянул руку Луизе, безмолвно подбадривая.
Луиза шагнула вперед, но не оперлась на его руку. У нее возникло чувство, что она никогда больше не вернется сюда. И с внезапной ясностью осознала, что оставляет позади.
Она не могла знать, что ее мать, больная и израненная после нападения на их дом, в этот момент брела к ней вдоль залива Мартабан, повторяя путь, проделанный в те времена, когда до нее дошли слухи, что ее десятилетняя Луиза погибла. Она не знала, что в этот же день мальчишки разбежались, скрылись в горящем лесу, когда Киоваинг захватили. Она никогда не узнает, что тремя днями ранее тело Линтона, обвитое цепями, было сброшено над заливом; подобно падающему самолету, оно рухнуло с небес, врезалось в воду и на дне моря обрело наконец-то покой. Она не могла вообразить жестокости, с которой столкнется четыре дня спустя, когда, убедив Бо Му объединить силы, она призовет своих людей, а Бо Му решит казнить десятерых за их верность Линтону. Она и представить себе не могла, как мучительно будет вспоминать о том, как все эти мужчины потеряли самообладание, как они рыдали, проклинали и умоляли Господа о пощаде; как в этом хаосе, прежде чем прогремел залп, Санни, которого тоже схватили, взглядом велел ей бежать, избавить себя от этого зрелища.
Она не могла знать. Не могла. Но, словно в последний раз, Луиза перебирала в памяти тех, кто, в свою очередь, хранил память о ней.
– Держитесь за мою руку, – сказал Санни.
– Он христианин, – произнес военный. И непонятно, напоминал или хотел подбодрить.