Но, поднеся ко рту первую ложку теплого риса, Кхин увидела у самой воды солдата, которого встретила несколько лет назад в Кхули. Он сидел один у костра и играл на губной гармошке. Лин Хтин, или Линтон, – так его зовут, припомнила Кхин. В Кхули он зашел по пути к каренским отрядам, и почему-то деревенские мужчины отнеслись к нему с подозрением. А ей тогда понравились его быстрые уверенные манеры и смешливость. А еще он был возмутительно красив – и на несколько лет моложе ее.
Словно чувствуя ее взгляд, он внезапно перестал играть и поднял глаза. Смотрел он в упор и очень откровенно, и Кхин покраснела, хотя едва ли он мог разглядеть ее смущение с расстояния в двадцать футов. Кхин неуверенно улыбнулась и уткнулась в свою плошку с рисом, который ей вдруг стало неловко есть в одиночку. Гармошка опять заиграла старинную каренскую песню, которой она не слышала с самого детства, потом звук оборвался.
– Идите к нам, – раздался спокойный голос.
Как до смешного фальшиво прозвучал ее ответ – удивление, недоумение, сомнение. Но вот она бредет с плошкой в руках, через грязь, отмахиваясь от москитов, и эхо угрызений совести гудит в ушах. Почему она спешит, как послушный щенок, по первому зову, когда на самом деле хотела посидеть в одиночестве? Он не отрывал от нее взгляда (никакой каренской скромности, да?), широко улыбнулся, когда она села рядом. И эта улыбка лишь укрепила ощущение, что нужно выпутываться из этой ситуации так же быстро, как она в нее влипла.
– Вот кого я мечтал встретить, – сказал он, но обращаясь не к Кхин, а к солдату, рыхлому толстогубому улыбчивому парню, который, пыхтя, опустил у костра набитый мешок и котелок, полный воды.
Линтон поднес к губам гармошку и продолжил выдувать печальную мелодию, уже не обращая внимания ни на нее, ни на парня. А тот принялся готовить ужин: отмерил рис, подвесил котелок над костром, достал из мешка горсть грибов, ростки бамбука и папоротника, а потом и пару маленьких птичек. Ну что ж, она же
И только когда с птичьих тушек закапал жир, Линтон заговорил:
– Вы же не откажетесь отведать аппетитной стряпни Санни, правда?
Он спрятал гармошку в карман. Санни улыбнулся, протянул руку, и Кхин, поблагодарив, передала ему свою миску, где еще оставался рис, поверх которого легли овощи и птичье мясо.
Некоторое время они молча ели, потом Санни собрал посуду и унес ее к реке, чтобы помыть. Странно, но вкусная еда (самая роскошная после бегства из Татона), измазанные жиром пальцы почему-то вновь повергли Кхин в смущение, она чувствовала, как краска приливает к лицу под выжидательным взглядом Линтона.
– Они знают, что случилось с вашим мужем?
Вопрос выбил ее из равновесия. Она испугалась, что потеряет самообладание.
– Нет… Разве не известно… всем… что он должен был встретиться с премьер-министром?
Линтон порылся в кармане, достал табак и бумагу. Молча свернул самокрутку, протянул ей, вопросительно глянув, она отказалась – и тут же пожалела. Он раскурил самокрутку и погрузился в свои мысли, словно забыв о ее вопросе. Он смотрел на огонь и будто видел нечто мучительное, но вот взгляд скользнул к темнеющему небу, и боли в глазах как не бывало.
– Вообще-то, – заговорил он, глядя на небо, в котором уже загорались звезды, –
– Почему же все считают, что мой муж это предполагал? – возразила Кхин.
У нее имелись свои соображения насчет веры Бенни в обещания Даксворта и Ну. Ей казалось вполне вероятным, что Бенни прекрасно понимал: Даксворт везет его на расправу, и его покладистость объяснялась просто – Бенни боялся, как бы не схватили ее и детей, и точно так же, как тогда в Кхули с японцами, он не стал сопротивляться.
Линтон присматривался к ней, не вынимая самокрутки изо рта.
– Выпьем? – предложил он.
Когда она кивнула, он вытащил из-за ближайшего бревна бутылку виски и металлическую кружку, налил и протянул Кхин.
– Есть некое бесстрашие в доверчивости Со Бенциона, а? Может, только чужак способен доверять бирманцам? Человек, предков которого бирманцы не угнетали веками.
Прохладный ветер с реки напомнил Кхин о горах, которые она преодолела с детьми. Кхин поежилась под пристальным взглядом Линтона.
– Пейте, – велел он.
Она подчинилась, но алкоголь не расслабил, лишь еще больше растревожил.
– Это правда, что говорят? – выпалила она. – Будто вы японский шпион?