— Я действительно кое-что сказал. Я сказал, что вы высказали свое мнение по вопросу, о котором не имеете представления.
— Мне кажется, мсье, что я имею право высказывать то мнение, которое мне нравится.
— Не тогда, когда оно оскорбительно для других.
— Простите, мсье, как я мог знать, что мое мнение оскорбит вас? Если я сказал, что Англия — сплошное болото и туман, то что из того? Мсье не создавал климата своей родной страны. Если бы я сказал…
— Вы ничего не знаете ни о наших обычаях, ни о нашем климате, — сердито перебил я.
— И если бы я сказал, что англичане были нацией лавочников, — продолжал он, — разве я не обладаю авторитетом великого Наполеона для этого утверждения? Разве сам мсье не коммивояжер?
Холодная дерзость этого парня и нескрываемое веселье его друзей привели меня в ярость сверх всякой меры благоразумия.
— Лавочники или нет, — возразил я, — мы слишком часто побеждали французов, чтобы заботиться о прозвищах! Разве не эти лавочники разгромили вас на Трафальгаре? Разве не перед этими лавочниками ваша Старая Гвардия развернулась и бежала при Ватерлоо? Были ли они…
Мои слова потонули в потоке проклятий. Разъяренный и жестикулирующий, каждый француз мгновенно вскочил на ноги; в то время как я, не ожидая ничего иного, как немедленного нападения, схватил стул и приготовился к отчаянной обороне. В этот момент, однако, хозяин, встревоженный шумом, ворвался и встал между нами.
— Мир! Мир, говорю вам, джентльмены! — воскликнул он. — Я не позволяю здесь ссориться. Что? Шестеро против одного? Мне стыдно за вас!
— Проклятье! Нас смеет оскорблять нищий англичанин? — бушевал один из них.
— Разве мы можем допустить, чтобы честь Франции была поставлена под сомнение? — крикнул другой.
— Или позволить поносить память о нашей великой армии? — добавил третий.
— Чепуха… чепуха! — возразил хозяин. — Держу пари на луидор, что мсье не имел в виду ничего подобного. Он англичанин, вы французы. Вы не понимаете друг друга — только и всего! Помните об обязанностях гостеприимства, джентльмены, и помните, что мсье — чужестранец. Я готов поклясться, что мсье не был первым, кто начал.
—
— А я признаюсь, что слишком легко вышел из себя, — ответил я, — и сказал много такого, что мне было бы стыдно повторить.
— Смею предположить, господа, вы помиритесь за еще одной бутылкой вина, — предложил хозяин, потирая руки.
— От всего сердца, — сказал я, — если эти джентльмены позволят мне сделать заказ!
Французы засмеялись, погладили усы; мы пожали друг другу руки и забыли о своем гневе так легко, как будто ничего не случилось, — все, кроме одного, загорелого седобородого мужчины в синей блузе и гетрах, который сердито надвинул кепку на глаза, пробормотал что-то о чертовых англичанах,
—
— Он старый солдат, — извиняющимся тоном заметил другой. — Он служил при Наполеоне и ненавидит англичан.
— Мне действительно жаль, если я задел чувства храброго человека, — сказал я. — Разве мы не можем заставить его вернуться и чокнуться с нами бокалами?
— Нет… нет, оставьте его в покое. Он человек с диким характером, и лучше всего предоставить его самому себе. Ваше здоровье, мсье, и приятного путешествия!
И с этими словами добродушные парни расселись вокруг огня, вытащили свои сигары, причмокнули губами над вином и болтали так приятно, как будто мы познакомились друг с другом при самых благоприятных обстоятельствах. Когда первая бутылка была опустошена, я заказал еще одну, и к тому времени, когда мы отдали должное второй, было почти три часа дня, и мне вполне пора было отправляться в путь.
— Если мсье едет в Крепиньи, — сказал молодой фермер, которого его спутники звали Адольфом, — я с удовольствием доеду в его карете до перекрестка.
— К сожалению, сегодня утром я прибыл из Крепиньи и сейчас направляюсь в Байе, — ответил я.
— В Байе?
— Вы говорите — далеко? Я не думал, что это больше трех лиг.
— Три лиги? Пожалуй, все пять.
Пять французских лиг, а у меня всего лишь час дневного света! Это было больше, чем я рассчитывал.
— Мсье лучше вернуть свою лошадь обратно в конюшню и переночевать у нас в «Белой Лошади», — подобострастно предложил хозяин.
Я покачал головой.
— Нет, нет, — сказал я. — Так не пойдет. Я хочу провести Рождество завтра в Байе. Пять лиг, говоришь?
— Целых пять по дороге, — ответил таможенник. — Но есть более короткий путь, если только мсье сможет его найти.
— Уж не хотите ли вы заставить мсье переправиться через реку? — вмешался хозяин.
— Почему бы и нет? Это сократит его путь на добрую лигу.
— Боже мой, это небезопасно для незнакомца, особенно после наступления сумерек!