Мисс Марпл

Симмингтон выразил мою мысль в словах. Он резко сказал:

– Но это сокращает область поисков до полудюжины или дюжины человек во всем городишке! Я не могу в это поверить.

Потом, глядя прямо перед собой, с некоторым усилием – словно бы звуки собственных слов были ему противны, – он добавил:

– Вы слышали, что я говорил на дознании. Возможно, вы подумали, что я говорил так, защищая честь супруги. Я бы хотел повторить сейчас: я твердо убежден, что все, что говорилось в письме, полученном моей женой, – абсолютная ложь. Я знаю, что это ложь. Моя жена была очень чувствительной женщиной, и... э-э... ну, вы назвали бы ее в каком-то смысле жеманной. Подобное письмо стало для нее огромным потрясением, да еще у нее было слабое здоровье.

Грейвз немедленно отозвался:

– Это очень похоже на правду, сэр. Ни одно из писем не показывает действительного знания каких-то интимных подробностей. Это всё слепые обвинения. Это и не попытки шантажа. И не похоже на религиозный фанатизм, как это иной раз бывает. Здесь только секс и злоба! И это дает нам хорошую отправную точку для поисков автора.

Симмингтон поднялся. Хотя он заговорил сухо и холодно, его губы дрожали:

– Я надеюсь, вы скоро найдете дьяволицу, писавшую эти письма. Она убила мою жену, точно так же, как если бы ударила ее ножом. – Он помолчал. – Хотел бы я знать, как она чувствует себя теперь.

И вышел, не дождавшись ответа.

– Как она себя теперь чувствует, Гриффитс? – спросил я. Мне показалось, что ответ на такой вопрос – в его компетенции.

– Бог знает. Может быть, испытывает угрызения совести. С другой стороны, вполне может наслаждаться своей силой. Смерть миссис Симмингтон могла дать новую пищу ее мании.

– Надеюсь, что нет, – сказал я с некоторым содроганием. – Потому что, если это так, она...

Я замолчал, и Нэш закончил за меня:

– Она возьмется за свое снова? Это, мистер Бёртон, было бы так плохо, что хуже некуда. Повадился кувшин по воду ходить.

– Она может оказаться достаточно сумасшедшей для этого! – воскликнул я.

– Она будет продолжать, – сказал Грейвз. – Они всегда продолжают. Это, знаете ли, такой порок, от которого они уже не способны отказаться.

Я с ужасом встряхнул головой. Я спросил, нужен ли я здесь еще; мне хотелось выйти на воздух. Атмосфера казалась пропитанной злом.

– Нет, мистер Бёртон, – сказал Нэш. – Только смотрите вокруг повнимательнее и сделайте все возможное, убеждая всех приносить к нам письма, если их кто-либо получит.

Я кивнул.

– Я полагаю, что уже каждый в городке получил подобное грязное послание, – сказал я.

– Хотел бы я быть уверенным в том, – пробормотал Грейвз. Он немного склонил набок свою печальную голову и спросил: – Не знаете ли вы кого-нибудь, кто наверняка не получал письма?

– Что за странный вопрос! Местные жители не посвящают меня в свои тайны.

– Нет-нет, мистер Бёртон, я не это имел в виду. Я только хотел спросить, не знаете ли вы кого-нибудь одного, конкретного, кто, по вашему убеждению, анонимок не получал?

– А в самом деле. – Я колебался. – Я знаю, в некотором смысле.

И я пересказал свой разговор с Эмили Бартон и все, что она говорила мне.

Грейвз выслушал информацию с каменным лицом и сказал:

– Да, это может пригодиться. Я это учту.

Мы с Гриффитсом вышли наружу, под полуденное солнце. Очутившись на улице, я негромко чертыхнулся:

– Какое прелестное местечко для человека, приехавшего поваляться на солнышке и подлечить свои раны! Оно полно отравы, это местечко, – а выглядит мирным и невинным, как Эдемский сад!

– Даже там, – сухо сказал Оуэн, – нашлась одна змея.

– Послушайте, Гриффитс, они что-нибудь знают? У них есть уже какие-то идеи?

– Понятия не имею. Полицейские всегда выглядят такими искренними и при этом ничего вам не говорят.

– Да. Нэш – хороший человек.

– И очень способный.

– Если тут в городке есть кто-то совершенно спятивший, вы-то должны знать, – сказал я обвиняющим тоном.

Гриффитс покачал головой. Он выглядел обескураженным. И хуже того – он казался очень обеспокоенным. Хотел бы я знать, подозревает ли он кого-то.

– Я полагаю, второй взнос арендной платы я должен сделать авансом. Но мне очень хочется, заплатив, тут же уехать отсюда вместе с Джоанной. Избавиться от отдыха в арендованных владениях.

– Не уезжайте, – сказал Оуэн.

– Почему бы это?

Он не ответил. Помедлив минуту-другую, он сказал:

– Конечно, после всего... осмелюсь сказать, вы правы. Лимсток нынче нездоров. Это... это может повредить вам... или вашей сестре.

– Ничто не может повредить Джоанне, – возразил я. – Она крепкая. Это я слабак. Когда-нибудь штучки с письмами доведут меня до болезни.

– Они меня доведут до болезни, – сказал Оуэн.

Я приоткрыл дверь агентства.

– Но я не уеду, – заявил я. – Вульгарное любопытство сильнее малодушия. Я хочу знать, чем все это кончится.

Я вошел в агентство.

Женщина, печатавшая на машинке, встала и шагнула навстречу мне. У нее были завитые волосы и фальшивая улыбка, но я нашел ее куда более интеллигентной, чем те очкастые девицы, которые обычно распоряжаются в провинциальных конторах.