Мисс Моул

– У вас тоже был ужасный день?

Мисс Моул провела руками по лицу, пытаясь стереть с него усталость и застывшее выражение. Какая‐то часть душевного тепла достучалась до ее холодного рассудка, напомнив, что здесь ее подопечная, у которой был ужасный день и которая боится старшей сестры, и мозг наконец отреагировал привычным образом на команду, что в Ханне нуждаются.

– Где спички? – спросила она.

– Вот так хорошо, – сказала Рут, глядя, как занимается и разгорается маленький огонек, – так намного лучше. А то вы стоите в темноте, словно замороженная, как будто приплыли по воздуху, совершенно бездыханная; мне даже стало не по себе. Вы ведь не горюете, нет?

– Устала, – пояснила Ханна. – Преодолела пешком много миль.

– А с домиком все в порядке?

– Не знаю. Я в него не заходила.

– Но я думала, вы за этим поехали.

– Так и было, но вместо этого я совершила долгую прогулку.

– Тогда жаль, что вы не вернулись домой пораньше, если попросту бесцельного гуляли. Вам удалось утихомирить отца насчет Говарда, – при этих неожиданных словах мозг Ханны окончательно проснулся и заработал в активном режиме, – значит, уговорили бы его и в случае с Этель. А лучше бы вы вообще никуда не уезжали.

– Несомненно, – согласилась экономка с кислой миной.

– Я имела в виду, для вас лучше. Потому что отец сомневается, что вы ездили смотреть коттедж, да вы и сами сейчас сказали, что не заходили туда, я права? Впрочем, если так и задумывалось…

Ханна слушала, как ребенок тщательно взвешивает ее поступки и намерения, как просчитывает возможные последствия, и все возрастающее удивление переходило в негодование оттого, что у девчонки хватило наглости все это обдумать и высказать ей, и наконец мисс Моул резко оборвала Рут:

– Не смей такое говорить! Если хочешь, можешь рассказать мне об Этель.

Экономка редко говорила сурово, а за ее язвительностью всегда скрывался юмор, но сегодня на юмор не было и намека, и, немного помолчав, Рут призналась:

– Ненавижу, когда после службы все начинают переговариваться между собой через спинки скамей и ряды. По-моему, люди только ради этого и ходят в молельню.

Ради возможности обсудить побуждения и мотивы человеческих поступков Ханна вынырнула бы на поверхность из любых глубин отчаяния.

– Нет, – живо возразила она, – я грешу на психологический эффект лака, которым покрыты скамьи. Наверное, в нем есть скрепляющий элемент. Ну и потом, ярко-голубой свод над головой просто вынуждает к проявлениям сердечности.

– Я бы хотела ходить в красивую церковь, где никто не болтает, пока не выйдет на улицу, да и то немного. Терпеть не могу, когда прихожане наперебой приглашают друг друга на чай и обсуждают, кто заболел гриппом и что сказал доктор. Перед службой все притворяются такими святошами, а стоит проповеди закончиться, выпрыгивают, как черти из табакерки, раскланиваются, и все такие приветливые. – Рут помолчала. – Приветливые, но не добрые по-настоящему, – медленно добавила она. – Вот так Этель и попала в беду.

Ханна присела на край кровати, глядя в пол, и за видениями желтых скамей и приходских матрон в лучших нарядах и приподнятом воскресном настроении, которых дома ждет ростбиф и хлебный пудинг, возникающими из рассказа Рут, вдруг представила себя на глубокой тропке между двумя земляными валами, усаженными деревьями, и услышала свист малиновки. Если бы Ханна в тот момент стояла на возвышенности, если бы малиновка пела сладко и отстраненно, полностью погрузившись в пение, мисс Моул, может, и не убежала бы, а так она почувствовала, что сама загнала себя в яму, а птица насмехается над ней свистом.

– Вы меня не слушаете? – спросила Рут.

Экономка подняла голову.

– Слушаю. Этель. Беда. Кто ее выдал?

– Приторная Пэтси. А миссис Спенсер-Смит подлила масла в огонь, но об этом вы мне не позволите говорить. И отчасти тут виноват сам мистер Пилгрим, потому что кто‐то же должен был рассказать Пэтси, что на рождественскую службу Этель ходила в другую часовню, а я думаю, он из таких людей, кто мог бы ненароком проболтаться. И Пэтси нарочно доложила об этом отцу, когда они болтали после службы, просто чтобы миссис Спенсер-Смит не задирала нос, что знает о нас больше Пэтси. А потом миссис Спенсер-Смит должна была показать Пэтси, что знает то, чего не знает сама Пэтси, но при этом обе разговаривали с отцом и делали вид, будто друг друга не замечают.

– Как‐то очень запутанно.

– Когда мы вернулись домой, стало еще хуже. Отец и Этель поссорились, и сегодня вечером сестрица опять была в церкви мистера Пилгрима и заявила, что будет ходить туда столько, сколько захочет, и я даже не знаю, вернулась Этель оттуда или нет. Вот такой у нас выдался денек. Как думаете, – тоскливо спросила Рут, – удастся вам хотя бы под конец немного его скрасить? С Говардом вышло замечательно, но вечно так и бывает: все самое ужасное случается внезапно. А ведь мы так мирно жили, правда?