Саманта подавила зевок. Надо рассортировать письма по тематике, решила она в надежде, что эта рутинная процедура послужит ей стимулом к работе. Ее взгляд упал на листок с тестом «Какая из вас любовница?» Два последних придуманных ею вопроса (вопрос номер два: «Предлагаете ли вы ему эротические игры?» и вопрос номер три: «Где вам больше нравится заниматься любовью: дома в постели или на свежем воздухе?»), строго говоря, вообще не имели отношения к психологии.
Она нахмурила брови. В голове царила пустота. Через два дня ей сдавать статью. О чем писать? У нее не было ни малейшей идеи. А Беверли не любит шутить со сроками.
Она уже собиралась снова погрузиться в папки с письмами, когда ей в дверь осторожно — тук-тук — постучали. Саманта со вздохом взглянула на часы — время уже перевалило за полдень. Наверняка это бабушка, устав ждать, когда она к ней поднимется, несет ей что-нибудь перекусить. Или тетя Маргарет, которой не терпится поделиться последними подробностями своего романа с Дугласом Хауэллом — владельцем чайного магазина и официальным поставщиком черного императорского чая. Она познакомилась с ним в рамках собственного расследования по делу о незнакомце, приславшем Саманте конверт с ее любимым чаем.
Деликатный стук в дверь повторился. Саманта надела на ручку колпачок и поплелась открывать.
Перед ней стоял Питер Пламкетт. В одной руке он держал старый кожаный портфель, во второй — два мотоциклетных шлема.
— Надеюсь, я не помешал, — пролепетал он.
— Нисколько, — солгала она, силясь изобразить приветливую улыбку.
На ее щеках вспыхнул легкий румянец, но она была слишком поглощена другими заботами, чтобы анализировать наступление первой стадии.
— Сегодня утром в школе занялся небольшой пожар. Всех до завтра распустили по домам. Вот я и подумал: раз у меня выдался свободный день, может быть, нам с вами съездить к этим женщинам? Тем, что мы с вами в прошлый раз внесли в список?
Саманта заколебалась. Она нуждалась в помощи, это несомненно, но предполагала получить ее от полицейского или адвоката — иначе говоря, от Росса или Алессандро, — но уж никак не от тощего учителя рисования, пусть и начинающего графолога.
— Наверное, я некстати, — пробормотал он, отступая на шаг. — Извините, я пойду…
При одной мысли о том, что она снова останется одна, Саманта почувствовала, как в горле застрял противный ком.
— Входите, Питер, входите! Вы мне нисколько не помешаете!
Она посторонилась, пропуская его в квартиру, и указала на комод возле двери:
— Можете положить свой шлем сюда. И шлем вашего друга тоже.
Питер покраснел — хорошая третья стадия — и сделал, как она велела, после чего последовал за ней в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. Он сел на диван, а она отправилась на кухню, где включила электрический чайник. У нее нашлось несколько кексов домашней выпечки. Выложив их на блюдо, она поставила блюдо на поднос рядом с двумя расписанными Маргарет чашками — буйное переплетение весенних цветов, заполонивших все свободное пространство до самых ручек. Опустив поднос на журнальный столик, она направилась к своему письменному столу и достала папку с письмами шести женщин, отобранными с помощью Питера. Здесь же лежала и полученная этим утром открытка.
— А у меня новая анонимка. На почтовой открытке с изображением лондонского Тауэра. Довольно-таки зловещий символ.
Взгляд светлых глаз Питера за стеклами очков стал жестким.
— Вы намерены идти на эту встречу?
— Разве у меня есть выбор? Он ведь угрожает мисс Свити разоблачением. И, судя по всему, не шутит. А мне не хотелось бы потерять свою рубрику.
— Завтра у меня целый день уроки. Вам надо обратиться в полицию. Пусть дадут вам сопровождающего.
Саманта задумалась. Интересно, Питер видел, как она обнималась на крыльце с Россом? А может, он видел и то, как она целовалась там же с Алессандро? Ее лицо от висков до подбородка вспыхнуло алым пламенем — результат мгновенного перехода от первой стадии к третьей.
— Я все-таки меньше волновался бы, если бы с вами туда отправился кто-нибудь еще, — настойчиво повторил он.
Ее тронула горячность, с какой он принял к сердцу угрозу ее безопасности. Во всяком случае, он беспокоился за нее гораздо больше, чем Беверли.
— Я предприму все необходимые шаги, не сомневайтесь, — пообещала она, пряча смущение.
И, протянув ему папку с отобранными письмами, села рядом с ним на диван. От него хорошо пахло. Пока он в очередной раз изучал читательские письма, она исподтишка разглядывала его профиль. Прямой нос, высокий, чуть выпуклый лоб, волевой подбородок… Рубашка темного цвета подчеркивала голубизну глаз, спрятанных за очками в строгой оправе. Он не производил впечатления накачанного мышцами атлета, но от него исходило ощущение спокойной надежности.