Мисс Вайоминг

На следующий день во Флагстаффе он пообедал гамбургером из помойки. У мяса был странный привкус, но Джон не обратил на это особого внимания. Часа четыре спустя он шел по гравийной дороге в направлении, как он полагал, метеоритного кратера, про который читал, когда в детстве лежал больной на Манхэттене, как вдруг все его внутренности свело, будто он пропустил удар в каратэ, и он повалился в сухой кювет. Его вырвало, и начался понос, как будто все клетки его тела одновременно возмутились, стремясь поскорее избавиться от токсинов. В голове стоял ядовитый туман, но Джон успел снять штаны, понимая, что их никоим образом нельзя запачкать, и сложил свою пока еще чистую одежду на обочине над собой. Потом лег на грязную землю, и внутри у него словно все взорвалось. Он видел горы и плато на горизонте, миллиарды акров. Джон попытался представить себе толпу детей – всех ребятишек в Аризоне, – стоящих по краям этого пейзажа, дикого и изрезанного. Хватаясь за живот, он старался вообразить, как дети, может быть, однажды будут играть в этой пустыне, на этом безлюдном пространстве; но он знал, что этого никогда не произойдет, потому что эта земля всегда будет хитрее их, на одно деление более жестокой.

Он попросил, чтобы звезды сказали ему хоть слово, но звезды молчали. Потом вспомнил, как лежал в больнице несколько месяцев назад, – неужели это было так недавно, в декабре? – ночь своего кризиса и видение. Перед тем как окончательно потерять сознание, он припомнил Сьюзен Колгейт и внезапно понял, что ее лицо на самом деле было лицом актрисы из какого-то шоу, шедшего по стоящему рядом с его койкой телевизору, и ничего не значило. Время, проведенное им на дороге, тоже было притворством. Ее лицо было всего лишь лицом обычной телеактрисы! И вот он оказался здесь, вновь на краю смерти, но только теперь ему было совершенно все равно.

Джон провалился в обморок, а когда очнулся – сколько прошло времени, он не знал, – то увидел Млечный Путь, несколько падающих звезд и понял, что худшее позади, вот только тело его было как высохшая травинка, словно вся жидкость из него испарилась. Потом он услышал звук работающего мотора остановившейся машины и женский голос. Подошла женщина с фонариком и сказала, что все с ним будет хорошо, что она отвезет его. Он позабыл, что на нем нет одежды, и пополз вверх по осыпающемуся склону кювета.

– Еще одно движение, – произнес мужской голос, – и я вышибу тебе мозги.

– Опусти эту штуку, Эрик, – сказала женщина, – и передай мне сумку с продуктами. Дженни, принеси одеяло из машины.

Дженни, еще совсем молоденькая девчушка, снимала Джона на видео.

– Меня зовут Бет, – сказала женщина. – Вот…

Она накинула одеяло Джону на плечи и открыла картонную упаковку апельсинового сока.

– Вот, попейте. Ваш организм обезвожен.

Джон начал было жадно пить, но упал на колени. Зубы его стучали. Бет нашла его скатанную одежду. Джон увидел мужчину в грузовике.

– Эрик, черт побери, помоги этому парню выбраться. Давайте сюда.

Отложив ружье, Эрик с явной неохотой помог Бет перенести Джона в кузов грузовика.

– Эй, как тебя звать? – спросила она у Джона через борт.

– Джон, – ответил он.

– Ложись, Джон, и мы быстренько доставим тебя домой, ладно?

– Ладно, – ответил Джон, лег на спину и стал смотреть на мигающий красный огонек камеры Дженни, которая по-прежнему снимала его. Потом он откинул голову, посмотрел на звезды и расплакался, потому что все было впустую и потому что голос Сьюзен, который он случайно услышал в белой душной палате, был всего лишь записью на звуковой дорожке.

Глава двадцать первая

Даже самый суетный монах, пекущий в четыре ночи хлеб, не смог бы тягаться с Юджином Линдсеем, которому не терпелось доставить свои шантажистские письма к ближайшему почтовому ящику до утренней выемки. Сьюзен быстро втянулась в его работу, и даже когда она была на шестом месяце беременности, Юджин то и дело гонял ее вверх-вниз по подвальной лестнице с тяжелыми коробками, набитыми бумагами. Сьюзен это ничуть не беспокоило. Впервые в жизни она перестала чувствовать, что из нее, прорвав кожу, могут выскочить туго закрученные пружины. Ее не покидало ощущение, что она на каникулах. Дополнительный плюс – безудержный секс, пока ребенок не стал слишком большим.

– Юдж, я чувствую себя кем-то вроде камбоджийской крестьянки, таская эти – как бишь их? – она посмотрела на конверты в коробке, которую держала в руках, – почтовые отправления во Флориду. Я могу родить малыша прямо на рисовом поле, а назавтра вернуться, чтобы пахать снова.

Юджин орудовал возле своего ксерокса, как хирург во время операции, озаряемый лучами зеленого света Франкенштейна.

– Эй, солнышко, да будет благословенна Флорида. Все эти старики с кучей свободного времени, без конца слушающие радио. Они разбрасываются своими адресами, как будто это никому не нужная мелочь. Давай-ка отнесем это к входной двери. Давай, любимая!