Мисс Вайоминг

Повесив трубку, Сьюзен застыла посреди своей веселенькой безликой кухни, вдруг перестав ощущать созданную кондиционером прохладу. Кровь так шумела в ушах, что она почти оглохла. Раковина и папоротник в горшке казались расплывчатыми, как картинка в камере слежения магазина. Только чувство вкуса еще не отказало, хотя и работало как-то неправильно: во рту стоял кисловатый медный привкус. Она ждала этого с того самого момента, как порвала отношения с матерью в офисе Калвер-сити, когда разбили пепельницу Грегори Пека. Она всегда подозревала, что от эмоциональной зависимости так легко не избавляются.

Бурление химических элементов в крови постепенно стихало. Чувства вернулись к ней, она побежала в коридор, схватила сумочку и быстро просмотрела ее содержимое: ключи, бумажник, права, сотовый, фотографии и ментоловые пастилки – это все, что ей понадобится. Вылетев из дверей, Сьюзен метнулась к своей машине, стоявшей на подъездной дорожке, оставив дом незапертым и не выключив кофеварку. Солнце село, и час пик практически кончился, но на голливудском шоссе машины стояли по пять в ряд, тесно, как зрители в кинотеатре, двигаясь с мучительно медленной скоростью. Она позвонила Рэнди, и они начали спорить, перекрикивая друг друга: Рэнди настаивал на том, чтобы вызвать полицию, Сьюзен категорически приказывала ему не делать этого. Они выехали из зоны приема, и связь оборвалась. Сьюзен позвонила снова, телефон запищал, сообщая о севшей батарейке. Она сказала Рэнди, что позвонит еще раз, после того как перезарядит батарейку в прикуривателе, на что уйдет часа три, к этому времени она будет недалеко от границы Калифорнии с Невадой.

– Рэнди, ты не виноват. Она пробралась бы и в Форт-Нокс, если бы захотела.

– Сьюзен, почему ты…

– Она вернется в Вайоминг, Рэнди. Она хочет играть на своем поле. Так она…

Телефон умолк, батарейка села окончательно, и Сьюзен осталась наедине со своими мыслями, в машине, едущей на восток, а в небе между тем зажглось несколько звездочек и промелькнуло несколько огней самолетов.

Сьюзен была в ярости. Но на себя она злилась не меньше, чем на мать, за свое излишне мстительное и глупое поведение в Шайенне. Она так гордилась, поворачивая в ране финансовый нож, но верхом глупости было упоминать о внуках. Дура, дура, дура. Что-то в ее голосе и выражении глаз навело Мэрилин на след. Черт. Она ударила ладонью по рулю и почувствовала, что от волнения ее вот-вот вытошнит. Сьюзен включила радио, но скоро ее голова начала гудеть от каких-то диких мнений и бессмысленной болтовни, которыми был забит эфир. Она выключила приемник.

Сьюзен смотрела на дорожные знаки. Она приближалась к Неваде. Рэнди сказал, что у Мэрилин фора в один час, но Сьюзен знала, что ее мать – адский водитель, так что вполне вероятно, что она была уже на приличном расстоянии где-то на автостраде.

Сьюзен вспоминала прошедшие годы, пытаясь найти зацепки, которые объяснили бы происходящее безумие. Самым серьезным, пожалуй, было то, что после возвращения в Лос-Анджелес из Эри Сьюзен ничего не читала о Мэрилин в газетах и ни разу не видела мать на телеэкране, если, конечно, не считать сцены, в которой мать и дочь обнимались на крыльце дома Мэрилин и которую без конца гоняли по телевизору. Сьюзен понимала, что, отказываясь от интервью, Мэрилин таким образом показывала, что она готова принять вызов. Сьюзен попыталась представить, сколько денег потеряла Мэрилин из-за своего молчания, и позавидовала силе ее воли. Почему ее мать никогда не расходовала энергию на то, чтобы подшивать газетные вырезки и вязать пинетки малышам, как это делают все остальные матери?

Ей припомнился прошедший день. Она вздохнула и, отведя назад руку, попыталась нашарить на заднем сиденье бутылку апельсинового сока. Машина вильнула, другая машина предупреждающе загудела, и, свернув к обочине, Сьюзен перевела дух.

Она встретила Джона Джонсона только сегодня днем, но казалось, что с тех пор прошла целая вечность. За очень долгое время это было первое настоящее общение. Джон был колоритен, наделен сердечностью и свежестью восприятия, о которых, как ей показалось, сам даже и не подозревал. И ее лицо явилось ему в видении! Это было очаровательно. В привычной ситуации она бы посчитала, что это способ завязать знакомство, но с Джоном все было по-другому. Сьюзен тронуло и то, что она может представлять образ… чистоты для постороннего человека, человека, с которым ее, похоже, связывал ряд уникальных переживаний.

Она боялась, что теперь Джон узнает о ней и о Юджине-младшем из какой-нибудь бульварной газетенки, которые всегда раздражали Сьюзен. Рэнди был прав. Ей надо было уже давно ввести ребенка в общество. А как это делается? Если она расскажет о Юджине, то не заподозрят ли ее в поджоге? Если тесты ДНК подтвердят, что ребенок действительно ее, то не решат ли, что Юджин-младший – дитя насилия? Возможные варианты беспорядочно крутились у нее в голове. А не могут ли признать ее недостойной материнства? Не могут ли отнять ребенка?