Я пыталась вернуться, забыться, отпустить. Напрасно. Из сильной и поколоченной жизнью девушки я превратилась в сопливую девчонку, тихо ревущую в подушку в редкие минуты одиночества. Но никто этого не видел, все считали, что со мной ничего не произошло, что я просто решила снова поиграть с Чарли. Правду знал только отец, который предпочитал никому не раскрывать моих секретов и довольно неплохо играл свою молчаливую роль в моем спектакле.
Тяжело вздохнув, я встала с кровати и, нащупав в темноте брошенную на пол рубашку младшего Халлоуэла, закуталась в нее и подошла к окну. В памяти замаячили назойливые обрывки ночных воспоминаний, все как одно связанных с Кастиэлем: первый разговор по душам, нападение кота, разговор на заднем дворе школы во время бала, быстрые и ничего не значащие поцелуи, за которые теперь я готова продать душу. И это злосчастное «Я никому не позволю причинить тебе вред», кислотой разъедающее мое сердце. Да уж, Ромео и Джульетта нервно курят в сторонке, а оба семейства быстренько расходуют годовые запасы носовых платочков. Похлопаем мне, идиотке, которая не послушалась папу и теперь глотает свои розовые сопли по ночам. Браво. Аплодисменты по лицу.
– Ты опять не спишь, – грустно констатировал полусонный Чарли, бережно обнимая меня за плечи. Странно, я даже не заметила, как он проснулся. – Джен, так нельзя.
– Мне просто не спится. Бессонница, – тихо отозвалась я, даже не повернув лица к стоящему позади собеседнику. Попытки состроить ласковый голосок рухнули на первом же этапе, тон получился бесцветным и вымученным. Да уж, не суждено мне получить Оскар за гениальную актерскую игру.
– Уже неделю? Ты не спишь ни у меня, ни в своей собственной комнате. Единственный раз я видел тебя спящей на кушетке рядом с твоим отцом, и то пару дней назад. Так что мне твоя бессонница решительно не нравится. Идем, стоя ты точно не уснешь, – мягко улыбнувшись, парень потянул меня обратно на кровать, осторожно взяв за запястье. Я же мгновенно отдернула руку и отошла на пару шагов, врезавшись в находившийся позади подоконник.
– Нет. Не хочу. Я дождусь рассвета, – блеклый голос, немного охрипший от решительности. Маниакальное желание видеть рассвет снова и снова, каждый раз возвращаясь воспоминаниями в момент прощания с Кастиэлем. Самовнушение доходило до того, что я буквально чувствовала прикосновение его горячих обветренных губ, слышала последнее «прощай», а в глазах рябило от повсюду мерещившихся небесно-голубых глаз, пусть и немного потухших, но все таких же невинных. Если именно это люди называют сумасшествием, я не против быть больной всю оставшуюся жизнь.
– Дженнифер, что с тобой происходит? – задал вопрос в пустоту Чарли, обеспокоенно глядя в мои пустые глаза. – Ты не спишь, плохо ешь, постоянно улетаешь мыслями в неизвестном простым смертным направлении и делаешь вид, что ты здесь, рядом со мной. Это не жизнь, Джен. Это имитация жизни.
– Это просто запоздалая весенняя депрессия, которая скоро пройдет, – поздравляю, Винчестер, ты только что стала автором самого тупого оправдания. Осталось только премию Дарвина получить, и жизнь прожита не зря.
– Не обвиняй природу в том, что ты сама изменилась. Ты уже не та Дженнифер Винчестер, которая с необъяснимой гордостью носила звание главной шлюхи города. С каких пор тебе неинтересны тусовки? С каких пор ты наладила отношения с отцом? И куда делось наплевательское отношение ко всем, не считая кота?!
– Значит, ты исключаешь возможность того, что я просто хочу нормальную семью? Я могу прочитать тебе целую лекцию о взрослении, но разве ты поймешь? Так что нет, я не изменилась. Всего лишь взяла тайм-аут.
– Причина не в резком взрослении, Джен, – уже мягче сказал Чарли, проводя ладонью по моим спутавшимся волосам. – Всему должна быть причина, и ты не исключение. Перемены случаются, особенно когда толчком служит разбитое сердце.
– Никто не разобьет мне сердце, – качнув головой, неуверенно запротестовала я, слишком сильно сомневаясь в правдивости своих слов.
– Уже нет. Этого нельзя сделать дважды, все трофеи триумфаторам. И мы оба знаем, кто вышел победителем, – губы парня скривились в жалком подобии грустной улыбки. Да… Мы оба знаем. Я могла бы спорить, кричать и ругаться, доказывая свою правоту, но не было сил ни на что, кроме немых слез.
– Прости.
– Тебе лучше уйти.