Они подошли к пруду; Саламатин взбежал на крутой мостик, засмеялся и протянул руку Кире. Она легко подскочила туда же и встала спиной к кованым перилам. Её волосы отсвечивали серебром, и внизу, в ледяной воде, колыхался белый отблеск не то от них, не то от далёких звёзд.
— Если ты так говоришь, то ты точно не сумасшедший.
— Возможно. Хотя мне кажется, что истинная нормальность сродни сумасшествию.
— Ты начинаешь философствовать, — заметила Кира, — что–то мне это не нравится.
— Не знаю, не знаю… мне почему–то легко и хорошо, хотя завтра суд, и всё такое… наверное, это тоже от сумасшествия?
— Нет, Артур… это от нормальности. Я чувствую то же самое.
— А значит, — Саламатин вдруг заговорил громче, — всё не так плохо. И враги ещё будут повержены, и мы ещё победим.
— Ты о…
— Нет. Я не о красных звёздах над Кремлём и не о победе над Белоруссией.
— Я понимаю.
Кира смотрела вдаль, на пруд, на деревья, на совсем далёкие башни высоток; а Артур говорил о справедливости и приключениях, и о соснах на жёлтых холмах, и о ивах по берегам Шоши; и она, не вслушиваясь особенно в его речь и не столь уж многое из неё понимая, всё же чувствовала, что может слушать это долго, долго; и ей стало вдруг ясно, что Артур Саламатин, временно исполняющий обязанности президента России — не только революционер, и не только вздорный смешной мальчишка, вчерашний школьник, и не только бывший псих — но и просто честный, добрый человек, один из тех, кто при всей своей бестолковости помогает нашему миру не сорваться ко всем чертям.
— Даже если мы проиграем в этом суде… — вдруг вспомнил Артур.
— Артур, это неважно. Мир меняется не только от громких дел и великих свершений.
— Это так. Разве ты сама не меняла… не спасала его? Ведь ты единственная, кто среди всего этого безумия работал и…
— Да ну, — вздохнула Кимова, — я тоже всё делала как попало. От меня не было никакой реальной пользы…
— Если бы так говорили про тебя другие — это было бы и вправду нехорошо. Но те, кто говорят так сами про себя, называются праведниками.
— Эх, Артур… — Кира посмотрела на него смеющимися глазами.
И вдруг Кира, хотя и не мог их сейчас никто увидеть, густо и жарко покраснела; ибо Саламатин преклонил пред ней колена и вложил свои ладони в её руки.
Глава 13
Итак, через двенадцать дней после первого заседания суда пришла пора и второму. Вновь все собрались в назначенное время в зале; вновь на судейское место поднялся седой старик О`Доэрти.
А на улицу перед зданием снова явились демонстранты. Мудрому совету участкового они решили последовать и теперь стояли на значительном расстоянии друг от друга и ничего не кричали.
Аполлон раздобыл для такого случая маску Гая Фокса; Фортуна счёл достаточной маску Деда Мороза. Георгий, он же Владлен Первомаевич, снова приволок плакат насчёт национальной идеи; Ася тоже заготовила плакатик: «Слава — Точиле! Свобода — информации!»; Монета продавала прохожим пирожки, что, по её мнению, тоже было формой гражданского протеста.
Полиция присутствовала; однако, во–первых, придраться было не к чему, а во–вторых она не особо и стремилась придираться, поскольку план по задержаниям на эту неделю был уже выполнен; а потому пикетирование проходило чинно и спокойно.
Нельзя сказать того же о заседании суда. Накал страстей чувствовался с самого начала, а через какое–то время кипевшие доселе под спудом эмоции выплеснулись наружу.
— Прежде всего мне хотелось бы попросить господина ответчика объяснить, какое отношение имеют к делу его личные соображения, а господина Кипарисова перестать уже болтать с господином Могильцовым и ответить на… — едва не кричал адвокат Маламедов.
— Прежде всего, — стукнул кулаком адвокат Казакевич, — мне хотелось бы попросить госпожу Кимову вытащить из ушей наушники, а господина Маламедова замолчать и…
— Тишина! — рявкнул, пробудившись от дрёмы, О`Доэрти, — не забывайте об уважении к суду! Высказывайтесь по порядку. Маламедов…
— Так вот, я хочу задать лишь один вопрос обвинению…
— Один? — судья грозно посмотрел на адвоката; тот съёжился.
— Двадцать четыре…
— Спасибо, не надо. Позвольте лучше уж мне самому.
— Хорошо, ваша честь, — Маламедов сел на место.
— Ну, вот так–то оно будет лучше, — Альберт Карлович повернулся к представителям защиты и сказал: — так, по существу. Факт размещения книги на этом… трекере–крекере признаёте?
— Признаём, но…
— Нарушение договора было?
Что поделать — пришлось согласиться и с этим, и тогда судья, довольно потерев руки, объявил, что ему нужно подумать.
Думал он с полчаса; закончив, ударил молотком, призвав ко вниманию совсем уже было расслабившихся заседателей, и заговорил.
…Долго на холоде не простоишь, даже когда борешься за справедливость; а потому демонстранты один за другим, оставив плакаты у стен судилища, укрылись в столовой напротив.
Здесь им уже не было нужды притворяться, будто они друг друга в глаза не видели; так что все собрались за одним столом, и Аполлон достал ноутбук.
— Будем следить за ходом заседания через интернет, — объявил он, — тут трансляция идёт.