Миссия доброй воли

Они неторопливо шли по берегу. Слева рокотали и плескались волны, справа, за чередою песчаных дюн, темной полосой вставал лес. Крохотные рыбки, мельтешившие у берега, начали чуть заметно фосфоресцировать, словно слабое отражение звезд, загоравшихся в небесах. Это ночное убранство, ставшее уже привычным, было щедрее и ярче, чем на Земле, – система Утарту находилась ближе к ядру Галактики, в зоне, где расстояния между звездами не превышали трех-пяти светолет.

– Помнится, вы с Хурцилавой про особую задачу говорили, – молвил Эрик, искоса поглядывая на смуглое лицо Харгрейвса. – О чем речь, если не секрет?

Торговый атташе пожал плечами:

– Какие от вас секреты? Но попробуйте, Эрик, сами догадаться, с двумя подсказками. Вот первая. В период войны и после нее мы получили кое-какую информацию о хапторах, не очень много, но все же... – Харгрейвс неопределенно повел рукой. – В частности, выяснилось, что их товарооборот со всеми расами, кроме лоона эо, ничтожен, а контакты эпизодичны. Второе: Хшак, одна из четырех правящих династий, принимает караваны сервов и ведет с ними обмен. Это их единственное занятие – вероятно, очень важное в масштабах всей звездной империи хапторов.

– Я понимаю, – молвил Эрик после недолгого раздумья. – Да, мог бы и сам догадаться... Хапторы – замкнутое самодостаточное общество, хищное племя, и их отношения с другими расами – скорее военный конфликт, а не мирный обмен. Но с лоона эо они торгуют, и весьма интенсивно. Спрашивается, чем?

– Ну, вот мы и добрались до тайны, – произнес торговый атташе. – Что везут им сервы лоона эо? Какие товары, какие технологии? Может ли Земля предложить что-то взамен, на более выгодных условиях?.. Моя цель – найти ответы на эти вопросы.

– С лоона эо нам не тягаться, – буркнул Петрович. – Древняя мудрая раса, с половиной Галактики торгуют. Одно слово – наследники даскинов! Опять же, легенда есть...

Он смолк. Эрик навострил уши:

– Какая легенда?

– Должно быть, о Владыках Пустоты, – с иронической улыбкой сказал Харгрейвс.

– О них, камерады. Только ничего смешного я в этом не вижу. – Абалаков бросил задумчивый взгляд на звездное небо. – Даскины, правившие Мирозданием, исчезли миллионы лет назад, но вроде бы оставили заместителей или, лучше сказать, надзирателей. Эти существа должны следить, чтобы молодые расы не учиняли каких-то вселенских безобразий. Воевать друг с другом – пожалуйста, планету спалить тоже можно, а вот взрыв сверхновой или там диверсия в галактическом ядре – это извините! Это выход за границу мелких гадостей, какие нам дозволены. Кто попробует такое совершить, будет наказан, так наказан, что ни рожек, ни ножек не останется.

Эрик пригладил взлохмаченные ветром волосы. Доводилось ему слышать эту легенду, и в Академии шептались про такое, и в других местах, где он побывал – на благодатной Гондване, суровом Ваале, на планетах Гаммы Молота, на Киренаике и в Пограничных Мирах. Кто при этом усмехался, а кто серьезно говорил, вспоминая древнее пророчество об Апокалипсисе и Божьем суде. Но большая часть человечества, тысяча против одного, об этих ужасах уже давно забыла, пребывая в твердом убеждении: в космосе люди могут творить что угодно. Космос был вечен и огромен, разумные твари – ничтожны и, со всеми своими боевыми кораблями и метателями плазмы, не могли причинить ему заметного вреда. Хотя у Судей Справедливости существовало другое мнение.

– Страшноватое предание! – Эрик передернул плечами, словно от озноба. – Я слышал, что у кни’лина, дроми и прочих рас такая легенда тоже ходит... результат космической мифологии... А еще слышал, что к тем, кто не нарушает мировое равновесие и ведет себя прилично, Владыки Пустоты весьма благосклонны.

– Возможно, – произнес Петрович, – возможно... Но я бы милостей от них не ждал, а больше полагался на коллективный разум человечества и, разумеется, аннигилятор. – Он снова задрал голову вверх и молвил со вздохом: – Красотища-то какая! Небо в алмазах, как говорили в старину! И польза есть от небесной красоты: этот вид – паспорт планеты хапторов. Или, если угодно, маяк их мира во Вселенной.

Тут на Эрика снизошло вдохновение, и он продекламировал:

Ночное небо
В ярких искрах звезд.
Маяк в Великой Пустоте.

– Это ты, друг мой, на каком языке стансы слагаешь? – спросил Петрович.

– На древнеяпонском. Стиль называется хокку.

Абалаков похлопал Эрика по плечу и одобрительно кивнул:

– Молодец! Очень ты к языкам способен, парень! Настоящий культурный атташе!

Звездные миры над ними вращались медленно и плавно, любуясь своим отражением в океане.

ШИХЕРЕН’БАУХ, СТАРШИЙ СТРАЖ