Миссия "Ганимед" (СИ)

Наверное, на озере Гейб думал не о родителях, а о нём, потому что так и не смирился со скорой смертью — считал любовника виновником многих своих несчастий. Хотя, безусловно, Крис был лишь обычным человеком: не лучше и не хуже тех, кого с момента потери родителей встречал Гейб. Или это являлось попыткой успокоить себя: все такие — можно уподобляться. Гейб не смог: уволился из жандармов, вступился за рабочих, попал к повстанцам, был принят за шпиона и чуть не получил разряд в лоб. Закономерный итог. Быть не таким, как все, плохо.

Несмотря на вспыльчивость и бесцеремонность, Кэс не воплотила замысел в жизнь, а Гейба после повторного обыска препроводили в камеру до прибытия Юны: вместо силового поля барьер четвёртой стены создавали толстые металлопластовые прутья.

Гейб и не думал роптать — его место на Онтарио было гораздо хуже хотя бы потому, что тут имелись собственный чистый унитаз, нормальная койка с матрасом и свежим до хруста постельным бельём, а Рик приносил очень даже съедобную пищу.

— Я не думаю, что ты на их стороне, — сказал он, ставя поднос к краю решётки.

— Почему так решил? — спросил Гейб: старался сохранять оптимистичный настрой и не прочь был поболтать.

— Мне так кажется… — вновь зарделся Рик.

— А Кэс говорит, что ты просто зелёный и ничего не понимаешь, — Гейб усмехнулся и подтянул одну ногу к себе.

— Так и говорит, — Рик улыбнулся и спохватился: — Мне пора.

— Кэс считает, что еду можно оставить за минуту?

— Даже если ты не шпион, Кэс будет тебя ненавидеть, — пошутил Рик и скрылся за гермодверью, запоры которой срабатывали с идеальным щелчком.

Организм без сплошной бомбардировки медикаментами первое время путался в потребностях; периодически подташнивало, хотя режущие боли в желудке вскоре прекратились — и однородная пищевая масса, призванная стать тюремной едой, отлично переваривалась. Если б не головная боль, Гейб бы вообще не жаловался на жизнь, но и она навязчиво не беспокоила, служила фоном, не отвлекая от привычных дел.

Когда тяжесть после еды отступала, Гейб выполнял комплекс упражнений, знакомый ещё со времён училища: получалось из рук вон плохо, но попытки того стоили, слишком отвыкли мышцы и, главное, голова от нормальной гравитации — постоянно пошатывало, особенно во время физических нагрузок.

Время. Гейб нуждался во времени, но не знал, есть ли оно у него — зависело от повстанцев, а конкретнее, от некой Юны, авторитету которой подчинялась даже дерзкая Кэс. Иерархия сопротивления всяко отличалась от иерархии жандармерии, и Гейбу оставалось только ждать, когда за ним придут.

— Собирайся, — сказал заглянувший в камеру Молли, державший наручники.

— А ботинки дадите? — спросил Гейб.

— Не положено.

Гейб ждал, но всё равно оказался не готов к моменту, потому движения вышли хаотичными: одновременно попытался встать и подтянуть штаны. Молли терпеливо наблюдал за его вознёй, только после её окончания повернул ключ механического замка, который убрал три прута, позволяя Гейбу выйти — сразу вытянул руки перед собой, чтобы тот надел наручники.

— Знаешь, когда рыпаться не надо, — прокомментировал покорность Гейба Молли.

— А смысл? — Риторический вопрос не терял актуальности и занимал Гейба уже давно.

Дверь в комнату для допросов была следующей — многослойное полотно сдвинулось с лёгким скрипом, от которого Молли поморщился. Навстречу тут же решительно вышла Кэс:

— Юна, надо выбить из этой суки всё!

— Подожди, успеем.

Юна оказалась хрупкой женщиной лет пятидесяти с большими тёмными глазами и широкой седой прядью в иссиня-чёрных волосах, идущей от правого виска: изучающий взгляд буквально пронизывал, но Гейб чувствовал скорее интерес, чем подозрительность. В комнате кроме неё, Кэс и Молли присутствовал ещё один мужчина средних лет.

Молли подтолкнул Гейба к стулу — единственной мебели в комнате — и перестегнул наручники назад, зацепив их за металлопластовую трубу спинки: так пленник будет практически полностью обездвижен.

— Ну, рассказывай, — Юна сложила руки на груди.

— Что именно? — спросил Гейб и по взгляду стоявшего за ней Молли понял, что опять ведёт себя неподобающим образом.

— Что готов рассказать, — левая бровь Юны вопросительно изогнулась.

— Мне скрывать нечего, — хотел пожать плечами Гейб, но скованные руки не позволили это сделать.

— Почему ушёл из жандармерии? — Юна буквально сканировала его эмоции.

— Вы знаете их методы. Они не для меня. Потому и ушёл. — Вопрос не вызвал затруднений: определился с ответом несколько лет назад.

— Так просто? — наклонив голову, Юна приготовилась слушать.

— Нет, жизнь вообще сложная штука, — поиронизировал Гейб, скривив губы. — Если б всё было просто, я бы на дне Онтарио не оказался.

— Он тебе зубы заговаривает! — возмущённо воскликнула Кэс, но Юна подняла руку в останавливающем жесте.

— Ты служил на Лигее. Что знаешь? — спросила она.

— То, что было пять лет назад.

— А по Кракену-1?

— Там я работал наладчиком комбайнов старого образца, — сказал Гейб. — У жандармов свой купол.

— Ладно, — кивнула Юна. — Тогда начинаем. Гарри, подключайся.